Поиск по творчеству и критике
Cлово "MULLER"
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Примерный текст на первых найденных страницах
Входимость: 1. Размер: 46кб.
Часть текста: Септимий Север — Forum — Akad. di Luca — Св. Лука с Мад<онной> — Колисей — Villa Mattei — саркофаг и Акедюки aqua Trevi — S. Jean de Latran — Baptister — La Scala — S. Marie Majeure — le jardin Colonna. Среда — [Barberini] — Rospigliosi Гидо потолок — Barberini Fornarina и Beatrica di Cenci. — Pietro in Vincoli — Моисей — [S. Онуфрий] — Maria in transteveri вел<иколепный?> плафон — S. Онуфрий — вид на город. Четверг — Обед в villa Волконской, aqueduc Néron. Пятница — Borghèse — Cesar Borgia — Diane — Garofalo — Снятие с креста — Korrédgio — Andr. de la Valle — Домникина еван. Иоанн — Иванов. Maria del popolo — надо вернуться. Суббота — Doria — Рафаеля 2 лица — Тициана портрет. Leo de Vinci — Доктора Bartolo, A. Baldo — Colonna — Зала портрет M. Colonna Morealese. S. Marie in Capitteli — белая. S. Marie Minerva — Madama Ang. Beatto — фрески Lippi. M. Angelo сопряжено Carlo in Cattinari — Домник. четыре добродетели. Overbek piaza Cenci, palazzo Cenci. Миллер via purificatione. Pollak. via della croce. Вильямс Piazza mignianelli. Werner акварелист via gregoriana новый высокий дом. Корроди. Cromeck. Amerling San Nicolo di Talentino № 16 primo piano. Noll. Via gregoriano 13. 4 piano. Tennerani. Piazza d’Espagna. Max, Palazzo di Venezia. Примечания Заметка „Путешествие Александры Осиповны“ печатается по подлиннику ИРЛИ (из Онегинского собрания) <см. иллюстрации 1, 2>. Она датируется концом января ...
Входимость: 1. Размер: 25кб.
Часть текста: Полтавского гос. музея (№ по описи — 155). Назначение перечня не вполне ясно, но очевидно он имеет характер отбора, а не простой регистрации прочитанного или имеющегося в наличности. Сюда не вошли многие авторы, хорошо знакомые Гоголю, ценимые им и неоднократно упоминавшиеся (напр. Лессинг, Гольдони, из историков — Тьерри); наличие таких громоздких изданий, как „Летописи средних веков“ или словарь французской Академии делают сомнительной связь перечня с составом личной библиотеки Гоголя. Скорее всего это либо составленный для самого себя список намеченного для чтения и перечитывания, либо — рекомендательный список, составленный для кого-нибудь из знакомых (может быть, для А. М. Вьельгорской, образованием которой Гоголь пытался руководить в 1849 г.). Независимо от вопроса о назначении списка, он существенно дополняет наши сведения о круге интересов Гоголя, о степени его ориентированности в русской и иностранной литературе. Рубрика „Переводы на русский“, частично повторяющая имена предыдущих разделов, говорит о том, что перед нами перечень не только авторов, но и книг . Если принять это толкование, исходной датой перечня будет 1840 г. — дата первых отдельных изданий „Стихотворений“ Лермонтова и „Героя нашего времени“. Но и эта дата с большой долей вероятности отодвигается до конца 1848 г., так как под русским переводом Одиссеи скорее всего разумеется перевод Жуковского, а не прозаический перевод И. И. Мартынова — еще 20-х годов. В таком случае перечень нужно отнести к последнему периоду жизни Гоголя (по возвращении из-за границы). Перечень начинается с указания итальянских сочинений. Этот раздел обнаруживает широкий интерес Гоголя к Италии, — не только к ее литературе, но и к ее истории, искусству, языку, — интерес, укрепившийся в Гоголе в первые же годы римской жизни (1837—1838). См. выше примечания С. Н. Дурылина к заметке „Путешествие...
Входимость: 1. Размер: 12кб.
Часть текста: как он. Он имел достоинство в высшей степени сжимать всё в малообъемный фокус и двумя, тремя яркими чертами, часто даже одним эпитетом обозначать вдруг событие и народ. Его эпитеты удивительно горячи, дерзки, кажутся плодом одной счастливой минуты, одного внезапного вдохновения и так исполнены резкой, поражающей правды, что не скоро бы пришли на ум определившему себя на долгое глубокое исследование, выключая только, если этот исследователь будет сам Шлецер. Он не был историк, и я думаю даже, что он не мог быть историком. Его мысли слишком отрывисты, слишком горячи, чтобы улечься в гармоническую, стройную текучесть повествования. Он анализировал мир и все отжившие и живущие народы, а не описывал их; он рассекал весь мир анатомическим ножом, резал и делил на массивные части, располагал и отделял народы таким же образом, как ботаник распределяет растения по известным ему признакам. И оттого начертание его истории, казалось бы, должно быть слишком скелетным и сухим; но, к удивлению, всё у него сверкает такими резкими чертами, могущественный удар его глаза так верен, что, читая этот сжатый эскиз мира, замечаешь с изумлением, что собственное воображение горит, расширяется и дополняет всё по такому же самому закону, который определил Шлецер одним всемогущим словом, иногда оно стремится еще далее, потому что ему указана смелая дорога. Будучи одним из первых, тревожимых мыслью о величии и истинной цели всеобщей истории, он долженствовал быть непременно гением оппозиционным. Это положение сообщило ему сильную энергию, жар и даже досаду на близорукость предшественников, прорывающиеся очень часто в его сочинениях. Он уничтожает их одним громовым словом, и в этом одном слове соединяется и наслаждение, и сардоническая усмешка над пораженным, и вместе несокрушимая правда; его справедливее, нежели Канта, можно назвать всесокрушающим. Всегда действующие в оппозиционном духе слишком...