168. И. А. ФОНВИЗИН — Н. Н. ШЕРЕМЕТЕВОЙ
Москва. 28-го мая 1849-го года
...У Николая Васильевича третьего дня был сам и побеседовал с ним около двух часов. Я уже извещал Вас, что в самый троицын день он был у меня, а во вторник я поутру заехал к нему не во-время — оп принимал ванну.
Письмо Ваше сам вручил ему, и он удивляется, что Вы не получили еще письма его, писанного, по словам его, за неделю1.
Не знаю, что̀ может доставить мое знакомство Николаю Васильевичу, но скажу Вам, что мне с ним чрезвычайно легко и свободно, и я, с своей стороны, желаю продолжения знакомства, не позволяя себе мечтать о мнимой пользе, доставляемой моим знакомством2...
Примечания
Автограф. ЛБ. «Покровский архив» (№ 6961).
Иван Александрович — брат декабриста М. А. Фонвизина.
1 В письме Гоголя к Н. Н. Шереметевой (напечатанном без даты и теперь поддающемся довольно точному датированию) есть следующие строки: «Доброго Ивана Александровича Фонвизина я имел удовольствие видеть два раза и вам благодарен от души за это знакомство» («Письма», IV, 251). Письмо И. А. Фонвизина к Гоголю от 30 октября 1850 г. см. в «Материалах», IV, 822.
2 Далее Фонвизин пересказывает слышанную им от Гоголя историю о больной девушке, страдавшей галлюцинациями.
28 марта 1849 г. известный иезуит-эмигрант кн. Иван Сергеевич Гагарин писал Шереметевой из Лаваля: «Чрезвычайно меня утешило то, что Вы мне сообщаете о Николае Васильевиче; потрудитесь поблагодарить его за воспоминание и скажите ему, что я давно уже поминаю его в своих грешных молитвах, а теперь и за святым алтарем. Ему господь даровал редкий талант, и в день страшного суда он будет от него требовать отчета в употреблении сего таланта. Для благого употребления сего таланта нужна ему большая благодать и, следовательно, теплая, ревностная, непрестанная молитва <...> Я чрезвычайно утешен буду, если узнаю, что Николай Васильевич растворяет учение молитвою и молитву учением. Церковная история представляет его деятельному и наблюдательному уму обильное поприще» (неизд. — ЛБ, М. 6966).
писателя-реалиста и обличителя, они намеренно толкали его на путь мистицизма, гибельный для него как художника.