Гоголь Н. В. - Гоголь М. И., 30 апреля 1829 г.

86.

М. И. ГОГОЛЬ.

<1829> 30 апреля. С. -Петербург.

В сей день я только получил ваше письмо с деньгами; около двадцати дней шло оно, да более недели пролежало уже здесь на почте по той причине, что я переменил прежнюю свою квартиру. Вы не ошиблись, почтеннейшая маминька, я точно сильно нуждался в это время, но впрочем всё это пустое; что за беда посидеть какую-нибудь неделю без обеда, того ли еще будет на жизненном пути, всего понаберешься, знаю только, что если бы втрое, вчетверо, всотеро раз было более нужд, и тогда они бы не поколебали меня и не остановили меня на моей дороге. Вы не поверите, как много в Петербурге издерживается денег. Несмотря на то, что я отказываюсь почти от всех удовольствий, что уже не франчу платьем, как было дома, имею только пару чистого платья для праздника или для выхода и халат для будня; — что я тоже обедаю и питаюсь не слишком роскошно и несмотря на это всё по расчету менее 120 рублей никогда мне не обходится в месяц. Как в этаком случае не приняться за ум, за вымысел, как бы добыть этих проклятых, подлых денег, которых хуже я ничего не знаю в мире, вот я и решился... Когда наши в поле — не робеют1. Но как много еще и от меня закрыто тайною и я нестерпением желаю вздернуть таинственный покров, то в следующем письме извещу вас о удачах или неудачах.

вообще характеризуется своим народом, набрасывающим на нее печать национальности, на Петербурге же нет никакого характера: иностранцы, которые поселились сюда, обжились и вовсе не похожи на иностранцев, а русские в свою очередь объиностранились и сделались ни тем ни другим. Тишина в нем необыкновенная, никакой дух не блестит в народе, всё служащие да должностные, все толкуют о своих департаментах да коллегиях, всё подавлено, всё погрязло в бездельных, ничтожных трудах, в которых бесплодно издерживается жизнь их. Забавна очень встреча с ними на проспектах, тротуарах; они до того бывают заняты мыслями, что поровнявшись с кем-нибудь из них слышишь, как он бранится и разговаривает сам с собою, иной приправляет телодвижениями и размашками рук. Петербург город довольно велик; если вы захотите пройтиться по улицам его, площадям и островам в разных направлениях, то вы наверно пройдете более 100 верст и, несмотря на такую его обширность, вы можете иметь под рукою всё нужное, не засылая далеко, даже в том самом доме. Дома здесь большие, особливо в главных частях города, но не высоки, большею частию в три и четыре этажа, редко очень бывают в пять, в шесть только четыре или пять по всей столице, во многих домах находится очень много вывесок. Дом, в котором обретаюсь я, содержит в себе 2-х портных, одну маршанд де мод, сапожника, чулочного фабриканта, склеивающего битую посуду, дегатировщика и красильщика, кондитерскую, мелочную лавку, магазин сбережения зимнего платья, табачную лавку, и наконец привилегированную повивальную бабку. Натурально что этот дом должен быть весь облеплен золотыми вывесками. Я живу на четвертом этаже, но чувствую, что и здесь мне не очень выгодно. Когда еще стоял я вместе с Данилевским, тогда ничего, а теперь очень ощутительно для кармана: что тогда платили пополам, за то самое я плачу теперь один. Но впрочем мои работы повернулись и я, наблюдая внимательно за ними, надеюсь в недолгом времени добыть же что-нибудь; если получу верный и несомненный успех, напишу к вам об этом подробнее.

В Петербурге много гуляний. Зимою прохаживаются все праздношатающиеся от двенадцати до двух часов (в это время служащие заняты) по Невскому проспекту. Весною же, если только это время можно назвать весною, потому что деревья до сих пор еще не оделись зеленью, гуляют в Екатерингофе, Летнем саду и Адмиралтейском бульваре. Все эти однако ж гулянья несносны, особливо екатерингофское первое мая, всё удовольствие состоит в том, что прогуливающиеся садятся в кареты, которых ряд тянется более нежели на 10 верст и притом так тесно, что лошадиные морды задней кареты дружески целуются с богато убранными длинными гайдуками. Эти кареты беспрестанно строятся полицейскими чиновниками и иногда приостанавливаются по целым часам для соблюдения порядка, и всё это для того, чтобы объехать кругом Екатерингоф и возвратиться чинным порядком назад, не вставая из карет. И я было-направил смиренные стопы свои, но обхваченный облаком пыли и едва дыша от тесноты возвратился вспять. В это время Петербург начинает пустеть, все разъезжаются по дачам и деревням на весну и лето. Ночи теперь не продолжаются более часу, летом их и совсем не будет, только промежуток между захождением и восхождением солнца бывает занят столкнувшимися двумя зарями, вечернею и утреннею, и не похож ни на вечер ни на утро.

Но на первый раз довольно об Петербурге. В другом письме еще я поговорю об нем. Теперь вы, почтеннейшая маминька, мой добрый ангел-хранитель, теперь вас прошу, в свою очередь, сделать для меня величайшее из одолжений. Вы имеете тонкий, наблюдательный ум, вы много знаете обычаи2 и нравы малороссиян наших, и потому я знаю, вы не откажетесь сообщать мне их в нашей переписке. Это мне очень, очень нужно. В следующем письме я ожидаю от вас описания полного наряда сельского дьячка, от верхнего платья до самых сапогов с поименованием, как это всё называлось у самых закоренелых, самых древних, самых наименее переменившихся малороссиан; равным образом название платья, носимого нашими крестьянскими3 девками до последней ленты, также нынешними замужними и мужиками.

думаю, Анна Матвеевна или Агафия Матв. много знают кое-чего из давних годов.

Еще обстоятельное описание свадьбы не упуская наималейших подробностей; об этом можно расспросить Демьяна (кажется так его зовут, прозвания не вспомню), которого мы видели учредителем свадьб и который знал повидимому все возможные поверья и обычаи. Еще несколько слов о колядках, о Иване Купале, о русалках. Если есть, кроме того, какие-либо духи или домовые, то о них подробнее с их названиями и делами; множество носится между простым народом поверий, страшных сказаний, преданий, разных анекдотов, и проч. и проч. и проч. Всё это будет для меня чрезвычайно занимательно. На этот случай, и чтобы вам не было тягостно, великодушная, добрая моя маминька, советую иметь корреспондентов в разных местах нашего повета. Александра Федоровна, которой сметливости и тонким замечаниям я всегда удивлялся, может в этом случае оказать нам очень большую помощь. Скажите ей, что я при моем заочном поцалуе ее ручки не забыл моего обещания касательно филейных иголок, но в британском магазине оне все вышли, а русских я не хочу покупать, чуть только доставят их в здешнюю биржу, тот же час повергну их к рукам ее. — Хотелось бы мне очень моей милой сестрице Марье Васильевне прислать чего-нибудь, но, бог видит — не могу: проклятая болезнь, посетившая было меня при вскрытии Невы, помогла еще более истреблению денег, но как только сколько-нибудь разживемся, то непременно вышлем что-нибудь из заграничных диковинок.

Здоровы ли все наши? Свидетельствую мое почтение дедушке. (Скажите пожалуста, что его тяжба? имеет ли конец), бабушке Марье Илиничне, также и Анне Матвеевне, а в заключение всем добрым, искренно вас любящим соседям. Поцалуйте за меня Аничку. Сделайте милость, прилагайте всевозможное старанье о воспитании этого умного дитяти, тайное какое-то предчувствие мне предрекает, что от него много можно ожидать. Также шалунью Лизу, с тем только, чтоб она не пук<ала>.

Еще прошу вас выслать мне две папинькины малороссийские комедии: Овца-Собака и Романа с Параскою. Здесь так занимает всех всё малороссийское, что я постараюсь попробовать, нельзя ли одну из их поставить4 на здешний театр. За это, по крайней мере, достался бы мне хотя небольшой сбор; а по моему мнению, ничего не должно пренебрегать — на всё нужно обращать внимания. Если в одном неудача, можно прибегнуть к другому, в другом — к третьему и так далее. Самая малость иногда служит большою помощью.

— тем более, что сами наблюдения ваши того требуют.

С истиным почтением и вечной признательностию

ваш истинно любящий вас сын

Н. Гоголь.

Сноски

1 ~ не робеют вписано на полях.

2 обычаев

3 крестьянскими .

4 нельзя ли их поставить

Отрывки впервые напечатаны в „Записках“, I, стр. 61—64; всё письмо — в „Сочинениях“, V, стр. 78—82, заключительные строки — в „Письмах“, IV, стр. 457. Годовая дата устанавливается из содержания письма.

— ... ... — В апреле 1829 года Гоголь из дома Трута на Екатерининском канале переехал на Большую Мещанскую, в дом каретника Иохима (см. письмо № 87); дом этот сохранился до нашего времени: это дом № 39 по улице Плеханова, бывш. Б. Мещанской, затем Казанской (А. Яцевич, „Пушкинский Петербург“, Л., 1931, стр. 239—240). В доме Иохима Гоголь прожил вплоть до отъезда своего за границу в июле 1829 года.

— ... Вы много знаете обычаи и нравы малороссиян наших ... — Этой просьбой начинаются многочисленные просьбы Гоголя к матери, родным и знакомым на Украине о присылке ему всевозможных материалов по фольклору, этнографии, истории и археологии Украины.

— ... ... — Описание наряда дьячка Гоголь получил от своего двоюродного дяди по отцу, священника Саввы Яновского из с. Олиферовки Миргородского уезда, близ Сорочинец, и выписку из его письма внес в свою „Книгу всякой всячины, или подручную энциклопедию“, начатую в Нежине в 1826 году.

— ... название точное и верное платья, носимого до времен гетманских— Эта просьба Гоголя была быстро исполнена его домашними. В свою „Книгу всякой всячины“ он вписал две большие выписки — одну о „материях, в старину употреблявшихся в Малороссии“ и другую с описанием двух старинных головных уборов — девичьего и женского; выписки помечены Гоголем: „Из письма ко мне от 4 июня 1829 года“. Описанием головных женских уборов — с их „стричками“ „корабликом“, „сутозолотой парчой“ и проч. — Гоголь воспользовался для описания наряда „дивчат“ и „молодиц“ в „Вечере накануне Ивана Купала“.

Еще обстоятельное описание свадьбы... — В „Книге всякой всячины“, на листах 305—308, находится очень подробное описание украинской свадьбы с пометою Гоголя, что это — извлечение „из письма 4 мая“. Описание свадебного обряда с короваем, данное в указанном „извлечении из письма“, использовано Гоголем в главе I повести „Страшная месть“.

— крепостной М. И. Гоголь.

— ... ... — Все эти сведения нужны были Гоголю для задуманного цикла повестей. Заметки Гоголя о „русалиях“ („Зеленая неделя“), о песнях и обрядах на Ивана Купалу и о колядках находятся в его „Книге всякой всячины“.

Дедушке — И. М. Косяровскому. Подробности о „тяжбе“ И. М. Косяровского, которую впоследствии за смертью Косяровского пришлось вести его наследнице М. И. Гоголь, рассказаны в ее „Автобиографической записке“ („Русский Архив“ 1902, № 4, стр. 707—709). См. также С. Дурылин, стр. 73—74.

— ... — В. А. Гоголь был одним из зачинателей украинской комедии. Ему принадлежат две пьесы, написанные для домашнего театра Д. П. Трощинского в Кибинцах — „Собака-вiвця“ и „Простак або хитрощi жiнки, перехитренi москалем“. Первая из комедий, „Собака-овца“, не дошла до нас; ее содержание записано П. А. Кулишом со слов М. И. Гоголь („Записки о жизни Гоголя“, I, стр. 15—16); вторая пьеса — комедия в одном действии „Простак“ — была впервые напечатана П. А. Кулишом („Основа“ 1862, II, стр. 19—43), переиздавалась в 1872, 1882; в 1929 г. напечатана в книге „Рання українська драма“, изд. Книгоспiлка; год не указан; стр. 91—118). О В. А. Гоголе см. Н. И. Петров, „Очерки украинской литературы XIX ст.“, Киев, 1884, стр. 77—82, 102. Намерение Гоголя одну из пьес поставить на „здешний“, т. е. казенный драматический театр, не осуществилось: пьесы его отца не попали на русскую сцену. Комедии отца отразились на собственной писательской работе Гоголя. См. Н. Петров, названное сочинение, стр. 199. Кроме того, из комедий отца Гоголь заимствовал эпиграфы для „Сорочинской ярмарки“ и „Майской ночи“.