110.
А. С. ДАНИЛЕВСКОМУ.
<1831> Мая 2-го <Петербург.>
Вышла моя правда: Арендт совершенно забыл и об тебе и о твоей болезни, несмотря на то, что я был у него на другой день после твоего отъезда; и когда я сказал несколько слов о болезни твоей, он советовал написать к тебе, чтобы ехал скорее на Кавказ и следовал в точности предписаниям тамошнего доктора, который даст тебе все предуготовительные к тому средства. Пилюли же не почитает он нужным теперь по благорастворенности малороссийского воздуха и потому что — время для них прошло. Я до сих пор сижу еще на прежней квартире, и никакая новость и внезапность не потревожила мирной и однообразной моей жизни. Красненькой (эта вещь принадлежит тоже к внезапным явлениям) не показывался со дня отъезда твоего. С друзьями твоими, Беранжером и Близнецовым, случились несчастия. Первый долго скитался без приюта и уголка, изгнанный из ученого сообщества Смирдина неумолимым хозяином дома, вздумавшим переделывать его квартиру. Три дня и три ночи не было вести о Беранжере; наконец, на четвертый день увидели на окошках дому графини Ланской (где были звери) Хозревов на белых лошадях, а бедный Близнецов сошел с ума. Вот что наши знания! На первый день мая по обыкновению шел снег, и даже твой Сом не показывался на улицу. Моя книга вряд ли выйдет летом: наборщик пьет запоем. Ну, как то принимают воина, приехавшего отдыхать на лаврах?
Не забудь <рассказать> подробно и обстоятельно, не выключая ни Савы Кириловича, ни Катерины Григорьевны, ни Марины Федоровны! Я думаю нами обеими не слишком довольны дома — мною, что вместо министра сделался учителем, тобою, что из фельдмаршалов попал в юнкера. Счастливец, ты пьешь теперь весну! а у нас что-то сырое, что-то холодное, вроде осени. Упомяни хоть слова два про нее в письме своем, чтобы я мог1 хоть за морями подышать ею. Прощай. Адресуй Никол<аю> Васи<льевичу> Гоголю в Институт Патриотич<еского> общества благород<ных> девиц — потому что я еще не знаю, где будет моя квартира.
Твой Гоголь.
Сноски
1 чтобы вспомнить<?> хоть за глаза
Примечания
„Вестнике Европы“, 1890, № 1, стр. 93—95. Дата определяется упоминанием об отъезде Данилевского из Петербурга (см. № 109).
— — Прокопович, Николай Яковлевич (прозванный так за румяный цвет лица).
— — лиц этих, так же как и упоминаемого ниже „Сома“, Данилевский „вследствие их незначительности и за давностью лет припомнить не мог“ („Письма“, I, стр. 178, примечание 5).
— „Беранжер“ — очевидно, прозвище кого-то из нежинцев. Ср. в воспоминаниях П. В. Анненкова: „он дал всем своим товарищам по Нежинскому лицею и их приятелям прозвища, украсив их именами французских писателей, которыми тогда восхищался весь Петербург. Тут были Гюго, Александры Дюма, Бальзаки, и даже один скромный приятель, теперь покойный, именовался София Ге“. Не был ли назван „Беранжером“ (Béranger) поэт нежинского кружка В. И. Любич-Романович?
— „Сом“ — по предположению В. В. Данилова — прозвище Ореста Михайловича Сомова (1793—1833), одного из первых литературных знакомых Гоголя. Беллетрист и критик, Сомов был ближайшим сотрудником Дельвига и Пушкина по „Северным Цветам“ и „Литературной Газете“, а с ноября 1830 г. — официальным издателем „Литературной Газеты“. К участию в обоих изданиях Гоголь был привлечен, вероятно, Сомовым. Об отношениях Гоголя с Сомовым см. В. В. Данилов, „Влияние бытовой и литературной среды на «Вечера на хуторе близ Диканьки» Н. В. Гоголя“. Одесса, 1909.
— — известный книгопродавец и книгоиздатель А. Ф. Смирдин (1795—1857).
— — „Вечера на хуторе“, на которые 26 мая 1831 года было подписано цензурное разрешение.
— ... Воин ... — А. С. Данилевский, окончивший школу подпрапорщиков.