8
К языку Гоголя полностью применимы слова Герцена, сказанные вообще о русском языке: «[...] главный характер нашего языка состоит в чрезвычайной легкости, с которой все выражается в нем — отвлеченные мысли, внутренние лирические чувствования, “жизни мышья беготня”, крик негодования, искрящаяся шалость и потрясающая страсть»97.
Гоголь шире и глубже, чем все его предшественники, использовал неистощимый родник народно-разговорной речи, как источник литературно-художественного творчества. Он еще острее, чем Пушкин, сочетал в строе авторского повествования далекие, почти противоположные стилистические элементы русского языка. “Язык дурных обществ”, осужденный Пушкиным и не использованный им в качестве материала для построения национальной литературно-языковой нормы, делается предметом острых наблюдений и художественных экспериментов Гоголя. Эти пошлые претенциозные жаргоны вкусивших цивилизации слоев поместья и города — мелкого чиновничества, армейского офицерства, низов “большого света”, помещиков средней и мелкой руки, дворян — становятся не только арсеналом средств изображения отрицательных характеров, но и острым орудием социальной сатиры в стиле Гоголя и последующих писателей — Некрасова, Тургенева, Писемского, Салтыкова-Щедрина и др. Гоголь свято выполнял завет Пушкина, обращенный к идущему на смену поколению молодых писателей: “Вслушивайтесь в простонародное наречие, молодые писатели — вы в нем можете научиться многому, чего не найдете в наших журналах”98.
Этот способ обновления и освежения литературного языка живой водой народной речи открывал широкую дорогу в литературу и тем областным словам и выражениям, которые могли затем влиться в словарь общелитературного языка. “Что в народе бессознательно живет как возможность, то в гении является, как осуществление, как действительность”, — писал Белинский99.
Некрасов, Тургенев, Григорович, Л. Толстой, Писемский, Салтыков-Щедрин и другие выдающиеся деятели русской литературы второй половины XIX в. пошли по пути, открытому Гоголем.
Гоголевские образы, имена типов Гоголя, гоголевские выражения вошли в общенародный язык. От них произведены новые слова, например: маниловщина, ноздревщина, тряпичкинство, по-собакевичевски и т. п. [...]
писателем, который “как бы вторично сделался русским”, проникнулся весь “сущностью своего народа, его языком, его бытом”100.