Красильников С. А.: Источники собрания украинских песен Н. В. Гоголя

ИСТОЧНИКИ СОБРАНИЯ УКРАИНСКИХ ПЕСЕН Н. В. ГОГОЛЯ

1

С собранием украинских песен Гоголя, поскольку оно сохранилось, нас познакомили главным образом Г. П. Георгиевский, опубликовавший две гоголевские тетради „Южно-русских песен“,¹ и М. Н. Сперанский, издавший небольшую коллекцию украинских песен, найденную им в автографе Гоголя среди бумаг П. В. Киреевского, которому они в свое время были пересланы Гоголем.² Во вступительных статьях к своим изданиям оба исследователя имели случай высказаться и по вопросу об источниках собрания.

Сопоставив песни Гоголя с текстами печатных сборников песен, существовавших до июня 1836 г., когда, с отъездом за границу, Гоголь должен был закончить собирание песен,³ Г. П. Георгиевский установил, что из напечатанных им 412 номеров гоголевского собрания лишь 22 находят себе в этих сборниках совпадения. Самое большее число совпадений оказалось в первом сборнике Максимовича.⁴ Это не помешало Георгиевскому признать полную независимость гоголевского собрания даже и от этого последнего.⁵ В итоге пришлось источники собрания свести к тем записям с живого голоса и тем старинным рукописным песенникам, которые Гоголь получал из дому, а также и лично, быть может, произведенным Гоголем записям.⁶

Таким образом, в своих заключениях по вопросу об источниках гоголевского собрания украинских песен Г. П. Георгиевский почти повторил то, что задолго еще до него мимоходом была высказано по этому поводу В. И. Шенроком.⁷ С другой стороны, к его точке зрения примкнули его рецензент А. В. Марков,⁸ А. Г. Фомин,⁹ Б. М. Соколов¹⁰ и, повидимому, Н. Трубицын.¹¹

Несколько иное решение вопроса дал М. Н. Сперанский. Он определенно признал, что „в изданных раньше Г. П. Георгиевским часть песен была заимствована из печатных источниников, может быть, из песенников, и, наверное из издания Максимовича 1827 г.“, к которому восходят все указанные Георгиевским номера.¹² Вообще пользование печатными источниками было в обычае у тогдашних этнографов; по примеру последних, и Гоголь „не брезговал“ ими, „видимо, стремясь к полноте и разнообразию состава своего собрания“.¹³ Мимоходом, говоря о списке песни про Нечая, посланном Гоголем Максимовичу, М. Н. Сперанский коснулся также сборника Wacław’a z Oleska. Вскользь и имея в виду, скорее всего, не найденную еще пока часть гоголевского собрания, он бросил предположение, что Гоголь мог внести в свое собрание некоторые песни Wacław’a z Oleska, „списавши их для себя“.¹⁴ Что же касается 46 гоголевских песен, сохранившихся в бумагах Киреевского, то источником их, по мнению М. Н. Сперанского, были „получавшиеся Гоголем записи с голоса, может быть, из числа тех, что посылались ему из Васильевки“.¹⁵

Одновременно с М. Н. Сперанским, хотя и независимо от него, о печатном источнике гоголевского собрания, точнее, той части его, которая издана Г. П. Георгиевским, говорил также Н. И. Коробка.¹⁶ Но он пришел к этому выводу иным путем, нежели М. Н. Сперанский. Из внимательного анализа языка гоголевских песен он убедился, что „некоторое количество песен записано, повидимому, не в восточной, а в западной части Малороссии. Такова группа песен, названная Гоголем „Смесь“ (изд. Георгиевского, с. 237—250), в которых наблюдаются в спряжении и употреблении местоимений особенности, свойственные и поднестровским говорам“. После этих наблюдений для Н. И. Коробки стало очевидно, что, „кроме песен, доставленных Гоголю родными, в сборнике есть, повидимому, и извлеченные из какого-то печатного источника, хотя г. Георгиевскому не удалось его найти“.¹⁷

Догадка Н. И. Коробки подтвердилась полностью: в собрании украинских песен Гоголя действительно оказались галицийские песни, извлеченные из печатного источника.

2

На этот источник можно найти указания уже в письмах Гоголя.

„Знаешь ли ты собрание галицких песен, вышедших в прошлом году (довольно толстая книжка, in 8)?“ спрашивал Гоголь Максимовича в письме к нему от 7 января 1834 г. „Очень замечательная вещь! Между ними есть множество настоящих малороссийских, так хороших, с такими свежими красками и мыслями, что весьма не мешает их включить в гадаемое собрание“.

Речь шла о книжке Wacław’a z Oleska: „Pieśni polskie i ruskie ludu galicyjskiego“, изданной во Львове в 1833 г. Максимовичу она оказалась неизвестной. Занятый в это время подготовкой издания „Украинских народных песен“,¹⁸ он заинтересовался сообщением Гоголя и просил его прислать ему экземпляр книжки Wacław’a z Oleska. „Экземпляра песен галицких здесь нигде нет“, отвечал ему на это Гоголь в письме от 12 февраля 1834 г. „Мой же собственный у меня замотал один задушевный приятель“.

Ответ Гоголя, повидимому, не удовлетворил Максимовича, и в одном из ближайших писем к другу он, очевидно, повторил свою просьбу. „Вацлав“, — в ответ не нее писал ему Гоголь 26 марта 1834 г.: „я тебе говорил, что отжилен у меня совершенно безбожно одним молодцом, взявшим на два часа и улизнувшим, как я узнал, совершенно из города“.

Два дня спустя Гоголь получил от Максимовича песню про Нечая, а на следующий день сам послал ему другой вариант той же песни, „списанный“ им „из галицкого собрания“.¹⁹ Сравнительно с текстом Максимовича в нем оказался длинный ряд подчас очень существенных изменений.²⁰ Это обстоятельство, а также самое наличие в сборнике Wacław’a z Oleska „песен казацких былевых“, печатанием которых как раз в это время был занят Максимович,²¹ должны были заинтриговать последнего еще сильнее, и едва ли не в ответ на новую просьбу Максимовича добыть для него книжку Wacław’a z Oleska Гоголь писал ему 20 апреля 1834 г.: „За «Песнями Люду Галичского» я послал в Варшаву и, как только получу их, то ту же минуту пришлю их тебе. Здешние скоты книгопродавцы так пугаются всего, что выходит на польском языке, что даже польского букваря нигде не отыщешь, и с важных видом говорят только: «запрещен!»“.

Получил ли когда-нибудь Максимович от Гоголя „Pieśni polskie i ruskie ludu galicyjskiego“, нам неизвестно, но ко времени выхода в свет его „Украинских народных песен“²² он еще не имел у себя в руках этой книжки. В одном из подстрочных примечаний к „Предисловию“ к сборнику он это отметил: „В Лемберге издано Вацлавом собрание галицких песен, коего однако ж, к сожалению, я не получил еще“.²³ ław’a z Oleska не были мистификацией, „Pieśni polskie i ruskie ludu galicyjskiego“ были использованы самим Гоголем для его собрания украинских песен.

3

Сопоставление гоголевских текстов с текстами песен сборника Wacław’a z Oleska показало нам, что Гоголь выписал отсюда и позднее, именно летом 1810 г.,²⁴ вписал в одну из своих беловых тетрадей, по которым его песни изданы Г. П. Георгиевским, 76 номеров. Длинный ряд их он в двух случаях объединил под общими номерами — CXIX и CLXXXVIII и заглавиями: „Отрывки (Смесь)“ и „Смесь“; в результате у него получилось всего 27 номеров.²⁵

Расположение заимствованных песен у Гоголя очень близко напоминает расположение их оригиналов в сборнике Wacław’a z Oleska: у последнего песни, выписанные Гоголем, в большинстве случаев идут в том же порядке постепенно возрастающей последовательности, что и у Гоголя.²⁶

Списывались песни довольно точно. Отступления от подлинника немногочисленны и касаются только отдельных слов. Значительную часть их (числом 18) составляют несомненные описки Гоголя. Таковы, напр.,: „Козак на козака засмутывся“ вм. „Konyk na kozaka zasmutyw sia“ (LXVII, 2); „пан пан“ вм. „nasz pan (CXIX, № 41, 1); „вивчарики... биленькие“ вм. „wiwczyriki... mołodiji“ (CLXII, 2; cp. 1); „при дорози вм. „pry roboti“ (CLXXXVIII, № 13, 2; cp. № 11, 2); „быть“ вм. „bjesz“ (CLXXVII, 9); „“ вм. „skrypływyji“ (CLXXIX) и др. Впрочем, некоторые из этого рода разночтений могли появиться также в результате ошибочного прочтения Гоголем польского текста: ср., напр., „покориться“ и „pokorotit sia“ (CLXXV, 11), „падтала“ и „рад’ pala“²⁷ (CLXXX, 3), „щей же“ и „czejże“ (CLXXXI, 6), и др., а в одном случае польское „ja“ прочитано и передано даже по-французски через „жа“ (CLXVI, 18).

Несколько более заслуживает внимания другого типа разночтения: „плывешь“ — „jidesz“ (LXVII, 18), „бог“ — „hospod“ (CLXXV, II), „хлопци“ — „dity“, „идбыж“ — „kobyš“ (CLXXVIII, 8 и 9), „та муж“ — „Tomunia“ (CLXXXVIII, № 17, 2), 1 „ми“ — „meni“ (CXIX, № 39, 1), „нивка“ — „nywońka“ (там же, № 42, 1), и др. Но и они столь немногочисленны (всего 17) и носят такой характер, что без всякого затруднения могут быть отнесены на счет самого переписчика — Гоголя. Его же, конечно, перу принадлежат и вставки в двух случаях отдельных слов: „мий милый боже“ вм. „mily boże“ (CLXXXIV, 4) и „пид лисом, лисом“ вм. „pid lisom“ (CLXXXVIII, № 34, 1), а тем более пропуски отдельных слов.

За вычетом всех этих разночтений, остаются отличия орфографического и частью фонетического характера, своим происхождением обязанные тому, что Гоголь переводил польскую транскрипцию своего источника на обычную русскую, а галицийское произношение иногда, конечно, бессознательно, на свое — полтавско-украинское и даже великорусское. Отсюда же и большая пестрота и непоследовательность гоголевского написания и правописания, и без того довольно-таки неустойчивого.

4

Но „Pieśni polskie i ruskie ludu galicyjskiego“ Wacław’a z Oleska были не единственным такого рода источником гоголевского собрания.

Украинская песня, записанная (по памяти?) Гоголем.

(ИРЛИ.)

Внимательно присматриваясь к той его части, которая помещается в первой из изданных Г. П. Георгиевским тетрадей, переписанной собственноручно Гоголем, легко заметить, что содержащиеся здесь песни расположены вообще в алфавитном порядке. Его не наблюдается там, где идут песни, заимствованные Гоголем из сборника Wacław’a z Oleska. Последние вклиниваются в общую систему алфавитного расположения остальной массы гоголевских песен, как нечто явно от нее отличное. Если бы Гоголь сам распределял свои песни в алфавитном порядке, то скорее всего и песни, взятые у Wacław’a z Oleska, он расположил бы в том же порядке. С другой стороны, ни в одной из остальных гоголевских тетрадей с песнями нет алфавитного расположения песенного материала. Да оно и понятно: ведь, как известно, Гоголь был враг всякой системы в распределении песен.²⁸

Уже одного этого наблюдения достаточно, чтобы предположить, что, кроме сборника Wacław’a z Oleska, Гоголь пользовался и еще, по крайней мере, одним источником, в котором песни были расположены в алфавитном порядке.

На новый источник гоголевского собрания имеются указания также и в гоголевской переписке.

В письме к тому же Максимовичу от 9 ноября 1833 г. Гоголь, между прочим, писал: „Я очень порадовался, услышав от вас о богатом присовокуплении песен и собрания Ходаковского. Как бы я желал теперь быть с вами и пересмотреть их вместе... Я вас прошу, сделайте милость, дайте списать все находящиеся у вас песни, выключая печатных и сообщенных вам мною. Сделайте милость и пришлите этот экземпляр мне. Я не могу жить без песен... Велите переписать четкому, красивому писцу в тетрадь in quarto, на мой счет. Я не имею терпения дождаться печатного... Велите сделать это скорее. Я вам зато пришлю находящиеся у меня“ и т. д.

„антиков“, совершенно еще не бывших в обращении,²⁹ не могли не подействовать на Максимовича, и он должен был пообещать своему петербургскому земляку прислать ему список с песен Ходаковского. В декабре того же 1833 г. Гоголь уже мог написать Максимовичу: „Жду с нетерпением от тебя обещанной тетради песен.³⁰

Но время шло, а песни из Москвы не приходили. В письме к Максимовичу уже от 7 января 1834 г. Гоголь еще спрашивал: „Когда же погляжу я на песни?“.

Месяцем позже, 12 февраля 1834 г., очевидно в ответ на просьбу Максимовича прислать ему имеющиеся у него песни, Гоголь писал: „Песен я тебе с большою охотою прислал бы, но у меня их ужасная путаница... Если бы ты прислал свой список с находящихся у тебя, тогда бы я знал, какие тебе нужны, и прочие бы выправил с моими списками и послал бы тебе“.

Прошел еще месяц, и в письме от 12 марта 1834 г. Гоголю снова пришлось спрашивать Максимовича: „Что ж, получу ли обещанные песни?“

Наконец Гоголь получил от своего московского приятеля извещение о том, что песни ему посланы. Однако он еще долго не получал их. 26 марта 1834 г. он пишет Максимовичу: „Ты, нечего сказать, мастер надувать! Пишет: посылаю песни, а между тем о них ни слуху, ни духу: заставил разинуть рот, а вареник и не всунул. А я справлялся около недели в почтамте и у Смирдина, нет ли посылки ко мне“.

Рукописи Максимовича еще долго путешествовали, прежде чем дошли по назначению. Они еще не были получены Гоголем не только 29 марта 1834 г., когда он писал Максимовичу о получении накануне от него только одной песни про Нечая „вместо обещанных каких-то книг“, но и всю первую половину апреля. Лишь к 20 апреля они, наконец, попали к Гоголю. „Благодарю тебя за песни. Я теперь читаю твои толстые книги; в них есть много прелестей“, писал Гоголь Максимовичу в письме от 20 апреля 1834 г.

Гоголь, повидимому, долго держал у себя присланные Максимовичем „толстые книги“ с песнями, очевидно, думая, что это и есть экземпляр, приготовленный, согласно его просьбе, специально для него. Но Максимович намеревался сделать из них какое-то употребление и попросил Гоголя возвратить их ему. В письме уже из Рима от 5 февраля 1838 г. Гоголь писал матери: „Еще я позабыл спросить вас: отослали ли в Киев к профессору Максимовичу, или отвезли их сами, бывши в Киеве? Сделайте милость, известите меня об этом, — тем более, что он напоминал мне о них, и я так перед ним виноват“.

Этими „двумя толстыми рукописными книгами“ и были не „собрание песен Максимовича“, как неясно выражается в этом случае Г. П. Георгиевский, а рукописи с песнями Ходаковского. Мы имели возможность ознакомиться с ними в рукописном отделении Библиотеки Всеукраинской Академии Наук (Киев).

5

— таково было его настоящее имя³¹ — очень не посчастливилось. Собранные преимущественно в 1813—1817 гг., задолго³² до появления в свет незначительного по своему объему „Опыта собрания старинных малороссийских песней“ кн. Н. А. Цертелева,³³ песни Ходаковского не были изданы при жизни собирателя, умершего в 1825 г.

После смерти Ходаковского собрание песен, вместе со всеми другими его рукописями, было передано, согласно его завещанию, Н. А. Полевому, с которым Ходаковский очень сблизился во время своего пребывания в Москве и которому материально был многим обязан. Полевой был мало заинтересован в этнографических трудах Ходаковского и не мог ничего сделать с его рукописями. Тем временем жена Ходаковского завела с ним тяжбу, обвиняя его в невыполнении обещания издать в свет рукописи ее мужа и в присвоении из них всего лучшего и ценного для своих исторических работ. Полевому удалось оправдаться от взведенного на него обвинения и настоять на том, чтобы рукописи Ходаковского были у него взяты.

„Русском историческом сборнике“. По сообщению Лелевеля, „шло дело и об издании собранных Ходаковским малорусских песен“. „Меня спрашивали“, — говорит Лелевель, — „будут ли они иметь сбыт в Польше, я отвечал, что будут, если будут напечатаны латинскими буквами. Максимович напечатал их своими. Латинские буквы в Москве были бы поражающею ересью и, может быть, вызвали бы перуны“.³⁴ Из этого сообщения Лелевеля можно заключить, что Максимович издал собрание украинских песен Ходаковского. В действительности дело обстояло далеко не так.

Максимович, так же, как и некоторые другие этнографы, знавшие о трудах Ходаковского, напр., Wacław z Oleska, долго не решался печатать свой сборник в надежде, что это дело лучше и совершеннее будет выполнено таким компетентным и идеальным собирателем, каким в его глазах являлся Ходаковский.³⁵ Максимович давно уже и сильно интересовался этнографической деятельностью Ходаковского. Еще в предисловии к первому своему изданию „Малороссийских песен“ 1827 г. он не преминул упомянуть о „знатном запасе для издания малороссийских песен“, оставшемся после „покойного Зориана Ходаковского“, с которым он был лично знаком.³⁶ Во время подготовки своего издания „Украинских народных песен“ 1834 г. Максимович уже имел в своем распоряжении всё огромное собрание песен Ходаковского и пользовался им для своего издания.³⁷ оставались до 1836 г., — вопрос неясный. Rawita-Gawronski³⁸ делает предположение, что Ходаковский незадолго до своей смерти дал на короткое время свое огромное собрание песен Максимовичу просто для ознакомления с ним и умер, не получивши своего собрания обратно. Вот почему этого собрания не оказалось среди рукописей Ходаковского, переданных Полевому. Так или иначе, только в предисловии к своему изданию „Украинских народных песен“ 1834 г. Максимович мог сообщить, что он „приобрел известное собрание народных песен покойного З. Я. Ходаковского, обильное песнями обрядными и особенно свадебными“. То же сообщение Максимович повторил и в предисловии к своему „Сборнику украинских песен“ 1849 г., дополнивши его указанием, что он купил собрание песен Ходаковского у вдовы покойного.³⁹ И в этот сборник Максимовича также вошли некоторые песни из собрания Ходаковского. Но и Максимович не издал и не использовал как следует этого собрания.

Это предстояло сделать В. П. Науменко, в руках которого оказались в 80-х гг. рукописи с песнями, собранными Ходаковским. Первоначально, разбирая в начале 80-х гг. библиотеку Максимовича, Науменко нашел только список с собрания Ходаковского „в 2-х больших частях, писанных in folio русской транскрипцией“. Лишь через несколько лет после этого ему посчастливилось „приобресть из частных рук и самый подлинник“, также в 2-х больших тетрадях, писанных уже польской транскрипцией.⁴⁰ О том и другом экземпляре собрания Науменко дал краткие сведения в своем сообщении А. Н. Пыпину, поместившему это его сообщение на страницах III тома „Истории русской этнографии“.⁴¹ „через год⁴²... приготовить всё собрание к печати“. В то время, когда он посылал свое сообщение Пыпину, у него уже был „почти готов отдел исторических песен“. Но уже в том же сообщении Науменко высказал и некоторое сомнение в том, что ему удастся выпустить в свет собрание Ходаковского. Были причины, сильно тормозившие работу. На одну из причин медленности подготовки издания Науменко указал сам. Она заключалась в том, что он „считал необходимым снабдить каждую песню полным библиографическим аттестатом, т. е. указать, где, когда и как она напечатана“. Встречались, повидимому, и другого рода затруднения. Как бы то ни было, но Науменко умер, не издав ни одной песни из собрания Ходаковского.

Пока подготовлялось к печати издание Науменка, В. Доманицкий на страницах „Киевской Старины“ сообщил еще некоторые подробности относительно собрания Ходаковского.⁴³

В настоящее время подлинный экземпляр собрания песен Ходаковского снова бесследно исчез. Если собрать воедино все проскользнувшие о нем в печати сведения,⁴⁴ то можно сообщить о нем следующее.

— in 4°, другая — in folio. Первая уцелела в вполне сохранном виде; что касается второй, то она представляла собой очень истрепанный экземпляр без начала и конца. Обе рукописи были писаны польской транскрипцией. Первая из них носила заглавие: „Spiewy sławiańskie pod strzechą wiejską zbierane“ и была снабжена эпиграфом из Красицкого: „Swięta prostoto, ktoż cię uwielbiać zdoła“. В ней помещалось 1017 номеров песен. Вторая рукопись начиналась с № 273 и оканчивалась № 887. Таким образом, в общей сложности собрание Ходаковского в том виде, в каком оно попало к Науменке, заключало в себе 1631 номер песен. Среди них 199 номеров приходилось на долю польских песен, 128 — белорусских, 49 — великорусских, 1 — чешской; все остальные 1354 номера были песни украинские. Последние записаны в губерниях: Волынской, Подольской, Киевской, Полтавской; в Червонной Руси и Галичине. Кроме песенного материала, в сборнике имелись мелкие заметки о различных народных праздниках, о чудесах от василевской иконы божьей матери, и др. Они напечатаны Доманицким в „Киевской Старине“.

„Записаны песни“, сообщил Науменко Пыпину, „почерком твердым, довольно красивым, но общий вид тетради производит впечатление черновой записи: записываются песня в два столбца; очень тесно идут одна за другой, так что можно было бы подумать, что в записи соблюдена хронологическая последовательность, в какой Ходаковский наталкивался на данные песни, а в таком случае была бы соблюдена и последовательность местности, что было бы очень важно для установления самого пути, по которому прошел Ходаковский. К сожалению, ни хронологической последовательности, ни топографической нет, так как песни, записанные в одной и той же местности, разбросаны по разным страницам тетради; хронологических же дат в целом собрании нет ни одной. Это приводит к выводу, что записывал Ходаковский песни первоначально или на листочках, или в каких-нибудь записных книгах, откуда впоследствии чернилами уже переносил в данную тетрадь, смешивая разновременные записи. Далеко не всякая песня имеет указание, где записана, но всё же дат этих достаточно, так что в конце концов можно будет составить приблизительную карту тех мест, в которых побывал Ходаковский“.⁴⁵

Науменко сравнивал песни, изданные Максимовичем, с песнями собрания Ходаковского и пришел к заключению, что Максимович внес „в свои издания... самое незначительное число песен из собрания Ходаковского“,⁴⁶ а Доманицкий, специально изучавший, между прочим, песни о Нечае, отметил, что в собрании Ходаковского имеется самая древняя запись — не позднее 1813—1814 гг. — песни о Нечае, и что она „дословно“ перепечатана Максимовичем в его издании „Украинских народных песен“.⁴⁷

Вот всё, что мы знаем о несохранившемся подлинном экземпляре собрания песен Ходаковского.

6

„переписанный экземпляр“, как называет его Науменко.

Этот список представляет собой два толстых тома, размером в пол-листа обычной писчей бумаги, в довольно еще хорошо сохранившихся бумажных синеватых переплетах, когда-то украшенных на крышках и корешках золотым орнаментом, теперь уже выцветшим. Песни написаны на отдельных полулистах, которые переплетчик искусно сшил через край в целые тетради. На отдельных полулистах песни писались, конечно, с той целью, чтобы их можно было распределить в алфавитном порядке. Песенный текст в большинстве случаев занимает лишь первую страницу каждого листа, редко переходя на оборотную сторону. В нескольких случаях, когда текст песни сплошь покрывает обе стороны полулистов, последние ошибочно вплетены в переплет не тем ребром. Бумага, на которой написаны песни, довольно хорошая и снабжена водяными знаками, в которых хорошо различаются комбинации букв и годов 1829, 1830 и 1831.

На титульных листах каждого тома имеется красиво выписанное заглавие: „Украинские песни, собранные Ходаковским. Том I и Томъ II“ и внизу год — почему-то „1840“, на заглавном листе I тома, впрочем, зачеркнутый. На внутренней стороне верхних крышек переплета обоих томов, вверху, имеется надпись, сделанная рукою Максимовича. „Книгу сию по прочтении следует возвратить М. Максимовичу. 1834, марта 7. Москва“. Кроме того, на заглавном листе I тома рукою Науменко сделана пометка, что, в виду спутанности старой пагинации, он сам разметил листы рукописей посредине каждого листа сверху.

Действительно, разметка страниц в рукописях оказалась перебитой. Кроме того, некоторые листы оказались вырезанными, что уже, начиная с 8-го листа, послужило причиной разницы в счете листов — прежнем и Науменко. Здесь же отметим, что несколько листов в рукописях вырезал, уже после разметки их, сам Науменко, о чем всюду он сделал оговорки, переписавши при этом вырезанные песни на оборотных страницах предыдущих листов.

Вероятно, Науменко же отчасти произвел и разметку номеров песен. Она сделана простым черным и синим карандашами (черным — до Науменко), и в общем не отличается последовательностью; ряд песен остался не занумерованным; есть песни, помеченные ошибочно двумя номерами; в двух случаях в общую разметку оказались включенными песни, не принадлежащие, как увидим ниже, к собранию Ходаковского, и т. п. Таким образом, по разметке Науменко, в первом томе собрания оказалось 566 номеров вместо 559, находящихся в нем на самом деле; во втором томе — 438 вместо 442, имеющихся здесь в действительности, — если, по примеру Науменко, обозначать особыми номерами и все отрывки и очень маленькие иногда (4-строчные и даже 2-строчные) песенки. В общей сложности в обоих томах имеется 1004 песни, т. е. около половины всего собрания Ходаковского и около ²/₃

Писаны песни в общем опрятно и даже красиво, с соблюдением полей, обычно отчеркнутых с левой стороны карандашом; писаны несколькими почерками. Особенно красив неторопливый, мелкий, с красивыми росчерками в конце каждой песни почерк писца, рукой которого переписана едва ли не большая часть собрания. Это был поляк, как видно из полемических замечаний по его адресу Максимовича, а, может быть, и Науменко, на листе 184 тома I, вызванных тем, что в одну из песен он, из чувства патриотизма, внес небольшое, но существенное изменение, заменив казаком „вражьего сына“ — поляка.

Кроме писцов, которыми переписаны песни собрания, к нему приложили свою руку также Максимович, Науменко и Гоголь. Первым, кроме ряда пометок, на обороте листа 2 во II томе написана новая песня с отметкой: „Борзна 1840 г.“. Что касается Гоголя, то он на обороте нескольких листов того и другого тома написал целых 12 своих песен из цикла „соромных“ или „похабных“, как он называет их, говоря в одном из писем к Максимовичу, очевидно, в ответ на его указание, что в собрании Ходаковского имеется ряд песен „соромных“: „Вы не можете представить, как мне помогают в истории песни. Даже не исторические, даже похабные; они все дают по новой черте в мою историю, все разоблачают яснее и яснее, увы! прошедшую жизнь и, увы! прошедших людей“.⁴⁸ „соромных“ песен сохранились в собрании лишь в копиях Науменко: три листа, среди которых была и гоголевская запись, как отмечено выше, Науменко вырезал и послал Пыпину „для проверки почерка и ради автографа Гоголя“, как гласят имеющиеся в этих случаях пометки Науменко.⁴⁹

Выше говорилось, что песни в наших рукописях расположены в алфавитном порядке; в I томе помещаются песни с начальными буквами от А и приблизительно до половины О, во II томе — с половины О и до конца алфавита. Но алфавит также оказался перебитым. Отчасти это получилось благодаря неправильному расположению листов при переплете, но главным образом вследствие того, что часто на одном листе писалась не одна, а две, три и более песен с разными начальными буквами. Чтобы иметь возможность ориентироваться в собрании, оценить его удельный вес сравнительно с другими собраниями украинских песен и так или иначе ввести его в науку, мы составили более строгий алфавитный указатель к песням собрания.

— обрядные, преимущественно свадебные. Среди остальных песен имеются думы, казацкие песни, песни „соромные“ и др.

Уже по одному „переписанному экземпляру“ собрания Ходаковского, заключающему в себе лишь половину всего собранного этим неутомимым этнографом песенного материала, можно судить о том, каким ценнейшим вкладом в украинскую этнографию явилось бы это собрание, если бы оно было издано в свое время. Если уже столь незначительное сравнительно с ним по своему объему издание „старинных малороссийских песней“ кн. Цертелева и несколько более обширные, хотя больше по замыслу, сборники Максимовича были в состоянии сыграть видную роль в истории украинской этнографии, то насколько более значительной была бы роль такого огромного и богатого даже для нашего времени собрания, каким являлось собрание Ходаковского. Оно могло бы гигантским шагом двинуть вперед дело издания и изучения украинской народной поэзии. Современники, интересовавшиеся этнографией и фольклором и знавшие Ходаковского или слышавшие о нем, не могли не знать об имевшемся у него громадном собрании народных песен, равно как и о других его трудах в области этнографии и археологии. Отсюда их восторженное отношение к Ходаковскому, вовсе уж не столь преувеличенное, как это казалось Пыпину.⁵⁰

Слышал, конечно, о Ходаковском и его этнографической деятельности и Гоголь. Несколько восторженных строк, посвященных Ходаковскому Wacław’ом z Oleska в предисловии к его сборнику песен,⁵¹ которым, как мы установили, Гоголь пользовался, должны были еще более усилить его интерес к собранию песен Ходаковского. Неудивительно поэтому, что он с таким восторгом встретил известие Максимовича о том, что ему удалось приобрести это собрание, и с такой настойчивостью выпрашивал у него копии с песен Ходаковского. Как мы уже знаем, он их получил в виде тех двух толстых рукописных книг, краткое описание которых мы только что дали.

7

Получив „переписанный экземпляр“ собрания песен Ходаковского, Гоголь широко использовал его для своего собрания.

Он вообще очень точно воспроизводил тексты „переписанного экземпляра“, если не считать правописания, которое Гоголь обычно переделывал на свое, лишь изредка поддаваясь влиянию своего источника. Соблюсти правописание подлинника, даже если бы Гоголь и хотел сделать это, было очень трудно, вследствие того, что в „переписанном экземпляре“ несколько систем правописания, в зависимости от руки, которая переписывала ту или иную песню. Кроме того, некоторые поправки в правописании, а отчасти и в тексте, сделаны были Максимовичем. Впрочем, их Гоголь обычно удерживал, особенно поправки в тексте, что свидетельствует о том, что „переписанный экземпляр“ попал в его руки уже после того, как его использовал для своего издания „Украинских народных песен“ 1834 г. Максимович, напечатавший отсюда несколько песен именно с теми поправками, которые он сделал.⁵²

Что касается разночтений гоголевских текстов сравнительно с текстами Ходаковского в „переписанном экземпляре“, то их у Гоголя, при сравнительно большом количестве песен, выписанных им отсюда, очень мало. Большинство притом несущественны. Напр., „голуб“ — у Гоголя вм. „голубец“ „переписанного экземпляра“ (XI), „Околесом“ вм. „Ой колесом“ (XII), „детыну“ вм. „д“ (XIII), „гляжу“ вм. „гляну“ (XIV), „завязуешь“ вм. „звязыва“ (XV), „де“ вм. „где“ (XVII), був“ вм. „был“ (XVIII) и др. Некоторые из разночтений — вряд ли действительные разночтения: скорее это неправильные чтения или опечатки у Г. П. Георгиевского. Так, у Гоголя „до нелюбу“ вм. „до шлюбу“ в „переписанном экземпляре“ (XIII), „свиты мисяцю в лису“ вм. „в лы“ (XXII, 15), „моя переписочка“ вм. „моя перепеленко“ (XXV), „стадо пол“ вм. „стадо пасе“ (XXXV), „як вощипну, будет так“ вм. „знак“ (CXCV), и ряд др. под.

Из более крупных разночтений можно отметить у Гоголя следующие: „Якый “ вм. „Що я высокий“ (XXII, 7), „шовком... перемитенная“ вм. „шелком перешитая“ (XXII, 20), „в новой “ вм. „в новой стайни“ (XXVI), „що милого “ вм. „що му того не видаю“ (XXXIV), „що тебе не взрила“ вм. „жем тебе не видала“ (LVII, 4), „молодый козаченько“ вм. „молодый Юзуненко“ (LXXXII), „уже ты, Ганнусенька моя“ вм. „“ (LXXXVII), „сжалься, милый боже“ вм. „сжалься мене моцны боже“ (CVIII), и нек. др. под. Но и эти разночтения в большинстве случаев понятны: некоторые из них — гоголевские исправления ошибок его источника („Ганнусенька“ вм. „Иванечко“), другие обобщают то, что в источнике дано в более конкретном виде („козаченько“ вместо „Юзуненко“) и т. п.

иных случаях и сознательно. Обычно Гоголь пропускает повторяющиеся слова.

Общее число заимствованных Гоголем из собрания Ходаковского песен доходит до 225. Из них 91 небольших песенок и отрывков песен Гоголь в четырех случаях соединил вместе под одним номером, присоединив к ним еще отрывки и небольшие песни, взятые им у Wacław’a z Oleska и др. В общем получилось 138 номеров.⁵³

8

Таким образом, почти вся первая из напечатанных Г. П. Георгиевским тетрадь украинских песен Гоголя оказывается заполненной песнями, заимствованными из печатного и рукописного источников. Остается в этой тетради лишь небольшое число песен, не находящих себе параллелей в названных нами источниках. Но есть все основания думать, что и здесь дело не обошлось без подобного же рода источников.

Еще Г. П. Георгиевский отметил у Гоголя „два совпадения“ с песнями сборника Платона Лукашевича.⁵⁴ На самом деле этих совпадений гораздо больше, а именно: гоголевские №№ X, LXVII, CXIX—40, 42, 43, CLXII, CLXXXVII, CLXXXVIII—28, 34 и 62—68, CXCIX совпадают с песнями Лукашевича №№ 8 (обрядная), 2 (червонорусская), 53—55 (зажнивная), 48 (пастушеская), 1 (обрядная), 14, 28—31, 34, 36, 37, 44 (коломийские), 7 (свадебная). Но большинство этих совпадений получилось благодаря тому, что Гоголь и Лукашевич пользовались одним общим источником — сборником Wacław’a z Oleska, у которого Лукашевич, по его собственному признанию, заимствовал все галицийские песни.⁵⁵  X Гоголя — № 8 обрядн. Лукашевича и № CLXXXVII Гоголя — № 1 обрядн. Лукашевича, почти буквально покрывающие друг друга, даже при наличии таких выражений во втором из них, как „невехно“, „кукольнице“, „плугатари у толоци“, „упоринати“. По словам Лукашевича, он записал свои песни из уст „старцев, занесших одну ногу во гроб“.⁵⁶ Если это так, то не будет ничего удивительного в том, что Гоголь выписал две указанные нами песни именно из сборника П. А. Лукашевича, своего школьного товарища, судьбой которого он не раз интересовался в своей переписке 1833—1839 гг.⁵⁷ И это было тем более возможно, что сборником Лукашевича, как установил Н. С. Тихонравов, Гоголь пользовался в начале 40-х годов в процессе работы над второй редакцией „Тараса Бульбы“.⁵⁸

Сахаровым для сравнения с русскими песнями в IV томе его „Песен русского народа“.

У Сахарова имеются и песни, совпадающие с гоголевскими №№ V, VI, VII и VIII, параллелей к которым нет у Максимовича, причем у Сахарова они идут совершенно в том же порядке, в каком идут у Гоголя.⁵⁹ Несомненен, таким образом, общий источник, которым пользовались и Максимович, и Гоголь, и Сахаров.

 CCVI, шесть (3, 7, 9, 10, 13 и 14) уже встречаются в его гимназической записной книжке — „Книге всякой всячины“.⁶⁰ Очевидно, они были присланы Гоголю родными из дому или записаны им самим.

*

Итак, до 170 номеров первой из изданных Г. П. Георгиевским гоголевских тетрадей украинских песен было заимствовано Гоголем у других собирателей. Источниками для него в этом случае послужили сборники Wacław’a z Oleska, Ходаковского и Лукашевича и еще какой-то источник, общий для него, Максимовича и Сахарова.

Но остается еще около 20 номеров этой тетради и вся вторая из изданных Г. П. Георгиевским гоголевская тетрадь украинских песен, переписанная уже не Гоголем,а рукой переписчицы, с 222 номерами песен,⁶¹остается 46 украинских песен, пересланных в свое время Гоголем П. В. Киреевскому,^{62 63} ряд песен, занесенных им в „Книгу всякой всячины“,⁶⁴ и др. Печатных или рукописных источников их мы пока не нашли. Несомненно, многие из этих песен представляют собой записи, присланные Гоголю из дому и лично им самим сделанные с голоса исполнителей и знатоков украинской народной поэзии. Это именно утверждает М. Н. Сперанский о 46 песнях Гоголя, найденных в бумагах Киреевского;⁶⁵ это можно утверждать и о песнях, внесенных Гоголем в „Книгу всякой всячины“, и о песнях, пересланных им Метлинскому. Возможно, что и песни второй гоголевской тетради, а также, может быть, и остающиеся номера первой тетради такого же происхождения.

В заключение считаем долгом выразить глубокую признательность проф. В. В. Гиппиусу и проф. Н. П. Андрееву за помощь в работе.

———

Приложение 1

СПИСОК ПЕСЕН ГОГОЛЕВСКОГО СОБРАНИЯ ЗАИМСТВОВАННЫХ ИЗ СБОРНИКА WACLAWA Z OLESKA

Приложение 2

СПИСОК ПЕСЕН ГОГОЛЕВСКОГО СОБРАНИЯ, ЗАИМСТВОВАННЫХ ИЗ СОБРАНИЯ З. ДОЛЕНГИ-ХОДАКОВСКОГО

Примечания