Глава вторая
"Вечера на хуторе близ Диканьки". Фантастика, лирика, юмор в новеллах "Вечеров". Начало сатирически-бытовой линии в творчестве Гоголя. Тема борьбы против национального гнета, за национальную самостоятельность. Социальные мотивы в "Вечерах". Украина "Вечеров" - Украина без крепостного гнета, Украина вольных казаков. Решение этических проблем в духе народной морали, выраженной в фольклоре. Социальный оптимизм и гуманизм "Вечеров". Политическая обстановка в стране в момент выхода "Вечеров". Общественные настроения, правительственные репрессии, цензурный террор. Общественная реакция на книгу Гоголя. Отзыв Пушкина о "Вечерах" как "истинно веселой книге". Положительный отзыв Надеждина. Резко отрицательная рецензия Полевого. Значение "Вечеров на хуторе близ Диканьки"
"Вечера на хуторе близ Диканьки" - классическое произведение: оно живет и сто с лишним лет спустя после появления, живет в нашей литературе как произведение глубоко современное.
"Вечерам на хуторе близ Диканьки" предшествовали в печати три эскиза: "Бисаврюк", "Глава из исторического романа", два отрывка из повести "Страшный кабан". В них были намечены и, так сказать, прочерчены пунктиром три линии, воплотившиеся затем в "Вечерах". Фантастика, вдохновляемая украинским фольклором, опирающаяся на него,- это "Бисаврюк"; историческая линия, трактующая о борьбе украинского народа против национального угнетения и порабощения, представлена в "Главе из исторического романа", и, наконец, бытовая линия современной Гоголю украинской жизни намечена в "Страшном кабане".
"По естественной причине то, что мы реже видим, всегда сильнее поражает наше воображение" - эти слова Гоголя в статье "Несколько слов о Пушкине" (АН, т. VIII, стр. 53) разъясняют психологические причины выбора материала для первого произведения из задуманного цикла украинских повестей. Сильные, резкие, смелые характеры, события, предметы привлекли его в первую очередь и потому, что выбор их отдавал дань романтическим традициям литературы и вкусам читателей. Однако уже и в этом первом эскизе к большому полотну "Вечеров" сказалась характерная черта гоголевской фантастики: она не стоит над реальной жизнью, а как бы "вписана" в быт. Это - народное отношение к фантастике: фольклор всегда изображает сверхъестественные существа как участников повседневной жизни человека.
Бедняк Петро Безродный добивается счастья и силою обстоятельств вынужден прибегнуть к услугам Бисаврюка. Путь к богатству и счастью проходит через преступление. Петро, добыв золото, не достиг счастья, но стал глубоко несчастен и погибает. Это - народное, глубоко человеческое воспроизведение в фантастической форме выстраданного сотнями поколений горького опыта жизни.
Так фантастическая форма вмещает реальное трагическое содержание.
В "Главе из исторического романа" Гоголь впервые подошел к теме, посвященной борьбе украинского народа против национального угнетения, которому в течение столетий подвергала Украину феодальная панская Польша. Начиная с этой "Главы", Гоголь упорно работает над изображением национально-освободительной борьбы Украины против польского панского порабощения, пока из-под его пера не выходит грандиозная эпопея "Тараса Бульбы". И несомненно, что миргородский полковник Глечик - первый набросок портрета Тараса.
"Страшном кабане" - прообраз героев бытовых, юмористических новелл "Вечеров", а затем и "Миргорода".
Таким образом, значение трех первых опубликованных гоголевских произведений в том, что они были, так сказать, эскизом "Вечеров на хуторе близ Диканьки".
Фантастическая линия в них расщепилась на трагически-фантастическую ("Вечер накануне Ивана Купала" и "Страшная месть"), лирически-фантастическую ("Майская ночь" и "Ночь перед рождеством") и юмористически-фантастическую ("Пропавшая грамота" и "Заколдованное место"). Историческая тема оказалась в "Вечерах" сопряженной с фантастикой ("Страшная месть"). Наконец, бытовая линия также расщепилась на чисто реалистические, юмористические картины "Сорочинской ярмарки" и "Ивана Федоровича Шпоньки и его тетушки" и фантастически-бытовые, лирические новеллы ("Майская ночь" и "Ночь перед рождеством"). Иными словами, три линии, намеченные Гоголем в эскизах, в "Вечерах" переплелись, скрестились, обогатив друг друга.
Особняком стоит в "Вечерах" "Иван Федорович Шпонька",- эта реалистически-сатирическая новелла предвосхищала "Миргород" с его "Повестью о том, как поссорился Иван Иванович с Иваном Никифоровичем".
1
... Итак, перед нами благоуханная, яркая, пронизанная искренней веселостью, поэзией, чувствительностью книга "Вечеров на хуторе близ Диканьки". Мы разворачиваем ее, упиваемся ею, вчитываемся в каждую страницу и вдруг начинаем видеть, что на Украине, изображенной в книге, нет крепостного права.
"Майской ночи". Действительно, выведенные в "Вечерах" сыны народа - вольные казаки, крепостных среди них нет.
Иными словами, это Украина, свободная от социального гнета. Если она и страдает, то от национального угнетения, против которого борется Данило Бурульбаш.
Но ведь реальная Украина во времена Гоголя уже была Украиной закрепощенной! Почему же он изобразил в "Вечерах" только свободных людей, не крепостных холопей, но вольных казаков? Ведь Гоголь вырос в гуще именно крепостной Украины. На Левобережье, следовательно и на Полтавщине, во второй половине XVIII века было осуществлено массовое закрепощение вольных казаков и прикрепление крестьян к земле. В 30-х годах XIX века на Полтавщине так называемые вольные казаки, то есть крестьяне, не принадлежавшие помещикам, составляли только половину крестьянского населения, в то время как к началу царствования Екатерины II они были подавляющей частью крестьянства. Это во-первых. А во-вторых, в 30-х годах XIX века термин "вольные казаки" уже ничего не означал, так как они были причислены к государственным крестьянам, то есть к крепостным помещичьего государства в целом, и для них был введен тот тяжелый режим, против которого государственные крестьяне восставали не раз...
Далее следует иметь в виду, что на Левобережье, в особенности на Полтавщине, крепостные крестьяне подвергались эксплуатации значительно более тяжелой, чем в России. Процент средних имений здесь был вдвое выше, чем в целом по стране, и в этих средних именьях, управляемых, как правило, весьма рачительными помещиками, барщина доходила до 100%. На оброке крестьян не было, но зато было немало крестьян, обращенных фактически в рабов: совсем лишенных наделов и загнанных либо на барскую запашку с натуральным содержанием ("месячина"), либо на барскую фабрику. Многие помещики отдавали своих крестьян фактически в полурабство на сахарные плантации, которые интенсивно разводились магнатами вроде Бобринского или Браницких. Следовательно, острота классовых противоречий усугублялась тем, что абсолютная барщина, то есть наиболее тяжкая форма крепостной неволи, сочеталась с довольно значительным проникновением новых, капиталистических отношений.
Так было в действительности, а в "Вечерах" все же нет крепостного права, в них действуют вольные казаки, атмосфера "Вечеров" очищена от гнетущего, тяжелого духа порабощения человека человеком. Однако неправильно делать вывод, что Гоголь прикрашивал действительность. В том, что он показал Украину вольных казаков, а не "крепаков", выразились его хотя и смутные, но сильные вольнолюбивые настроения.
"Вечеров" Гоголь сделал воспоминания народа о былой свободе. Гоголевская Украина - это страна счастья прошлого, которое было, и счастья будущего, которое будет.
Девизом "Вечеров", их боевым кличем прозвучали слова молодого казака Левко:
- Мы, слава богу, вольные казаки!..
2
Общий смысл, главная идея, которую несли "Вечера": горячая любовь к народу, утверждение его права на счастье.
Как же конкретизировалась эта идея, какими художественными средствами она была выражена, какие образы олицетворяли ее?
"Вечера" ставили важные этические проблемы и решали их в духе народной морали.
Нет и не может быть счастья, если приходишь к нему по пути преступления, - таков смысл "Вечера накануне Ивана Купала". "Цель оправдывает средства", этот "принцип" изощренно растленной морали угнетателей чужд этическому сознанию угнетенных. Трагедии Петруся и Пидорки противостоит в "Вечерах" лучезарное счастье Левко и Ганны, добытое добрым делом - помощью, которую оказал Левко панночке против ведьмы.
Но хитрость в борьбе с препятствиями, хитрость как способ самозащиты страдающей справедливости против злобствующей несправедливости народная мораль считает законным средством. Хитрость эта всегда насмешлива по отношению к тем, против кого она направлена. Она доставляет необходимое торжество хорошим людям, имеющим право на счастье, приносит победу над их противниками: Грицьку и Параске над Хавроньей Никифоровной, Вакуле над Чубом, Солохой и чертом, казаку над чертями, укравшими его грамоту.
"Страшная месть" перешла в фольклор. (В 80-х годах прошлого века Н. И. Петров нашел в народе сказание "Живая могила", которое, как он показал, было порождено "Страшной местью").
Сюжет "Страшной мести" и "Вечера накануне Ивана Купала" развивается, как трагедия. Трагический исход обеих историй, гибель их героев утверждает в сознании читателя нерушимость этических принципов, наиболее дорогих народной морали.
Это - также один из глубочайших этических принципов, выражаемых и защищаемых фольклором.
Фантастику Гоголь сплел и с чисто-юмористическим изображением повседневного быта. "Пропавшая грамота" и "Заколдованное место" аналогичны, и Гоголь подчеркнул их параллелизм не только тем, что обе новеллы рассказаны дьячком Фомой Григорьевичем, но и тем, что каждая из них завершает соответствующую часть "Вечеров".
Фома Григорьевич - едва ли не наиболее яркий по обрисовке персонаж "Вечеров". В нем, пожалуй, даже еще отчетливее и сильнее, чем в Пасичнике, выражена литературно-полемическая тенденция "Вечеров". Вспомним, что Гоголь вторую редакцию "Вечера накануне Ивана Купала" начал прямо с брани Фомы Григорьевича по адресу редактора первого варианта этой "были", самовольно исказившего ее. Так поступил Свиньин с "Бисаврюком", и Гоголь рассчитался с ним устами своего дьячка... Фома Григорьевич выступает как противник вычурной манеры горохового панича, который "и слова в простоте не скажет, все с ужимкой". Он высмеивает его заумь присказкой о школьнике-латынщике, притворявшемся, будто забыл родной язык - до тех пор, пока грабли не хлопнули его по голове...
"Вечеров" новеллы, на первый взгляд представляющие шутливые, без всяких претензий на серьезную мысль анекдоты. Однако обе эти новеллы поставлены в конце каждой части: автор хочет, чтобы они давали последний штрих его повествованию, чтобы впечатление от них было последним! Неправда ли, странная прихоть! Завершать книгу, в которой рассказана "Страшная месть", пустячком о деде, который никак не мог вытанцевать казачка, или лирическим повествованиям первой части давать как финал немудрящий рассказец о том, как запорожец обыграл чертей в карты! Однако же в таком композиционном построении есть свой глубокий смысл: устами Фомы Григорьевича выражается отношение к вольному прошлому Украины.
"Эх, старина, старина! Что за радость, что за разгулье падет на сердце, когда услышишь про то, что давным-давно, и года ему и месяца нет, деялось на свете! А как еще впутается какой-нибудь родич, дед или прадед - ну, тогда и рукой махни: чтоб мне поперхнулось за акафистом великомученице Варваре, если не чудится, что вот-вот сам все это делаешь, как будто залез в прадедовскую душу или прадедовская душа шалит в тебе..."
Так начинает Фома Григорьевич быль о пропавшей и вырученной грамоте. А затем уточняет, какую именно старину он имеет в виду, сожалея, что нет ее больше. "Нет, прошло времечко: не увидать больше запорожцев", - вставляет от себя Фома Григорьевич. В черновой рукописи сказано резче:
"Нет, прошло времечко, не быть запорожцам в наши годы..."
Эта сентенция даже и в ослабленной редакции осмысливается как сожаление по поводу того, что старина прошла, как скорбь по утраченной вольности!
"Заколдованном месте" Фома Григорьевич выражает такое же отношение к старине, как к славному, неповторимому и, увы, навсегда прошедшему времени - времени вольности...
Обе новеллы ставят вопрос об отношении человека к "нечистой силе" - и не в религиозном или мистическом плане, а в практическом, житейском.
Когда запорожец открывает своим спутникам, что душа его продана нечистому, они отвечают: "Экая невидальщина! Кто на веку своем не знался с нечистым? Тут-то и нужно гулять, как говорится на прах".
Гоголь всем последующим ходом повествования показывает, что преднамеренно отбросил мистико-религиозное содержание использованного им фольклорного мотива о путешествии человека в пекло. В народных сказаниях речь идет о спасении проданной черту души. Но деда нимало не тревожит, что черти утащили запорожца с его душой. Деду только обидно, что он слова не сдержал и уснул; отправиться же в пекло вынуждает его кража грамоты чертями, а не желание вызволить запорожца. Это изменение мотивировки реалистически переосмысливает народный сюжет: путешествие деда в пекло, вид пекла, его обитатели - все описано реалистически, как бытовая картина, с яркой юмористической окраской.
"дурачки", противопоставив их хитрости свою: так может перехитрить игрок опытнейшего шулера, заметивши его проделки. Дело заканчивается вполне благополучно - победой деда и посрамлением "нечистой силы"...
"Заколдованном месте", наоборот, этот же дед терпит полное поражение от "нечистой силы", которая зло посмеялась над ним. Начинается эта "быль" полемическим выпадом против первой были этого же самого рассказчика. Фома Григорьевич говорит:
"Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. (Конечно, это сказал не кто иной, как сам Фома Григорьевич в "Пропавшей грамоте", но кто же будет оспаривать самого себя!..) Оно, конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила, то обморочит; ей-богу, обморочит!"
И далее следует рассказ о том, как деду сперва не вытанцовывалось на заколдованном месте, а потом на этом же месте "нечистая сила" подсунула ему под видом клада котел с мусором и дрязгом. Заканчивается повествование нравоучительной сентенцией:
"И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту. "И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враг господа (Христа, все солжет, собачий сын! У него правды, и на копейку нет!"
Подкрепляется такой вывод и тем, что "Заколдованное место" как бы пародирует ситуацию "Вечера накануне Ивана Купала": и здесь также человек отыскивает клад, а нечистая сила ему мешает. Но в этой новелле, в отличие от "Ивана Купала", вся ситуация разрешается юмористически: вместо клада - не золото, а стыдно сказать, что такое... Там - кровь и страдания, здесь - просто дрянь и смех... Нет, не верьте черту, , говорит Фома Григорьевич, говорит пасичник Рудой Панько, говорит народная мудрость, народная мораль...
"Вечерах" рассказ об Иване Федоровиче Шпоньке и его тетушке.
В одной только этой повести фигурирует основное явление тогдашней действительности: крепостное право.
Вставив эту новеллу во вторую часть "Вечеров", Гоголь усилил юмористически-бытовую линию, которая в первой части нашла выражение в "Сорочинской ярмарке". Но в отличие от этой вступительной новеллы "Шпонька" имеет дело не с крестьянами, а с господами, и мягкая лирическая усмешка здесь сменяется якобы добродушной, но на деле злой иронией. К Шпоньке, его тетушке, к Сторченко автор относится совсем по-иному, нежели к Черевику, его супруге, прочим плебейским героям "Сорочинской ярмарки". Он сатирически осмеивает и богатого помещика (некоторые черты которого впоследствии были развиты в образе Петуха), и мелкопоместную приобретательницу (прообраз Коробочки), и коптителя неба, главного героя повести.
"Шпоньки" Гоголь совершил переход к "Старосветским помещикам" и "Повести о том...".
3
"Вечера" в русскую литературу начала 30-х годов? Что нашли в них читатели?
Сразу же после выхода первой части "Вечеров" Пушкин написал редактору "Литературных (прибавлений к Русскому инвалиду" А. Ф. Воейкову свой известный отзыв, в котором говорил: "Вот настоящая веселость, искренняя, непринужденная, без жеманства, без чопорности".
Он поздравил публику с истинно веселою книгою.
Эту черту "Вечеров" - их настоящую веселость - Пушкин специально отметил спустя пять лет на страницах "Современника": "Как изумились мы русской книге, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!"
"Вечеров" как на самом примечательном и ценном качестве первой книги Гоголя. Смех Гоголя зазвучал в тяжелую, мрачную пору расправы с революцией в Польше, с народными волнениями в России. Революционными событиями Николай "был потрясен, испуган, он усомнился в прочности трона..."1 Для подавления польской революции и усмирения волнений в России он пошел на самые жестокие, кровавые меры. Был чрезвычайно усилен цензурный террор. Новый журнал "Европеец" под редакцией И. В. Киреевского был закрыт сразу после выхода первого номера за статью "Девятнадцатый век", в которой Николай усмотрел восхваление революции и свободы. 7 февраля 1832 года Бенкендорф сообщил этот царский приказ министру просвещения и в тот же день сделал Пушкину резкий выговор за то, что он напечатал без дозволения Николая стихотворение "Анчар" о безжалостном владыке, пославшем раба на смерть... А на следующий день Бенкендорф сделал строжайший выговор и Полевому за опубликование в "Московском телеграфе" рассуждения "о пользе революций"2.
И вот в такую мрачную пору раздался чистый, ясный, светлый смех Гоголя. Чистый, ясный, светлый смех... Он очищал общественную атмосферу, он будил в душе читателя благородные чувства гуманизма и любви к народу. Положительно отозвался о "Вечерах" в "Телескопе" Надеждин. Он назвал гоголевские повести "прекрасными отрывками народной украинской жизни" и писал, что Украина в силу исторических и географических условий расположена быть "торжественнейшим выражением поэзии Славянского духа"3.
Но Полевой в "Московском телеграфе" изругал "Вечера" как неискусную, несвязную подделку под народность4.
"Вечера" с точки зрения сторонника реалистического направления в литературе и увидел в гоголевских повестях их реалистическое зерно, скрытое внутри романтической формы. А Полевого, упрямого паладина романтизма, очевидно не удовлетворила недостаточная романтичность "Вечеров". А главного в них - гуманизма, народолюбия - он не рассмотрел...
"Вечерам", ибо он выражал официозно-полицейскую точку зрения. Он "благосклонно" хвалит "искусного пасичника", которому, конечно, "недостает творческой фантазии" (не то, что буйная фантазия Фаддея Венедиктовича!), "но в некоторых местах есть пиитическое вдохновение" и, что особенно подчеркивается в статье, естественно проявляется национальность, и видно стремление раскрывать народность во всей обширности этого понятия5.
Может показаться, что в суждениях этих нет ничего специфически-булгаринского, официозно-полицейского, что с ними согласуются одобрительные отзывы Надеждина. Однако же, вчитавшись в рецензию "Северной пчелы", открываешь ее действительную суть. Не говоря уже о том, что как бы мимоходом выставляются в качестве образца "Дмитрий Самозванец" и "Юрий Милославекий", - рецензия сосредоточивает внимание на проблеме национальной самобытности, народности, которых, говорит она, еще нет в нашей литературе и которые должны главенствовать в ней. Это было бы очень хорошо и правильно сказано, если бы не было сказано в булгаринском официозе III Отделения! Ибо "народность" - как авторитетно разъяснял автор формулы "православие, самодержавие, народность" Уваров - состоит в беспредельной преданности и покорности царю. Словом, Булгарин хотел извратить действительный смысл "Вечеров" и выдать их за произведение казенной литературы.
"Секрет" успеха "Вечеров" раскрывают слова Белинского о повести Гоголя:
"Не заставляет ли она вас говорить: "Как все это просто, обыкновенно, естественно и верно и вместе, как оригинально и ново"6.
Примечания
1 ()
2 (М. К. Лемке, Указ. соч., стр. 79-80.)
3 ("Телескоп", 1831, октябрь, № 20.)
4 ("Московский телеграф", 1831, сентябрь, № 17.)
5 ("Северная пчела", 1831, №№ 219-220.)
6 ()