ЭВОЛЮЦИЯ СЮЖЕТА
Прихотливы фабулы «СМ», «ТБ», «В»; в «НПР», в «МН», «СЯ» линии фабул — завитки интриг; со второй фазы оскудевает фабула: сюжет, углубляясь, дает в каждой фазе модификацию, становящуюся сюжетом фазы; в первой фазе он — взгляд на вселенную из глаз коллектива; во второй — взгляд на нее из глаз мелкой личности; в третьей — и личность, и коллектив даны из глаз автора, выступающего теперь действующим лицом, проводящим тенденцию; сюжет здесь — внутренняя биография Гоголя, как все-души; отдельные личности и гипертрофированные свойства души автора, и штрихи русской жизни; в «МД» коллектив героев — негатив огромного силуэта; автор обещает этот силуэт просветить; в силуэте совпали: образ России с внутренним убеждением автора; Гоголь видит себя универсальной душой, вступающей в особые отношения с Россией: «Чего ты хочешь от меня?» Задание — вскрыть душу каждого, как «душу вообще».
Она же — больная душа Гоголя.
Множество, как целое, характеризует первую фазу; многоразличие единства — вторую; в третьей дается всеобщность: единство многоразличий; сперва человек Гоголем растворен во всем, что ни есть; потом «все, что ни есть» каждого показано, как «ничто»; и наконец: каждый в отдельности показан фикцией равновесия: все + ничто («ни то, ни се»); фигура фикции строит «МД».
Таковы недовоплощенные тенденции трех фаз творчества Гоголя; отношение личности к коллективу, души каждого к вообще, души Гоголя к русской душе — тема сюжетов; русская душа показана в скобках класса. Какого? В определении, какого именно Гоголь запутался.
Меж сюжетом и фабулой Гоголя отношения обратной пропорциональности; со зрелостью сюжета оскудевает фабула, которая в первой фазе вертлява, узорочна, напоминая ломаную; она бедна, напоминая круг или точку — во второй; она — прямая в «МД». Сюжет «МД» значительнее начальных сюжетов, ярких узором. Сюжет — энергия потенциальная; фабула — кинетическая.
Гоголь, синекдохист 23, в гиперболе-дифирамбе, в гиперболе-отрицании раздваивает образы: они двурельефны; горная цепь воспоминаний о прошлом, щербимая провалами в низость текущего дня; «все, что ни есть», — данное в звездном и в месячном блеске, — прием «Веч»; прием «Н», «НП», «Ш», «Рев», «Ж»: русская действительность, как фук дыма из хриплого чубука.
В «Веч» земля — зеркало неба: «луга — не луга: то зеленый пояс, перепоясавший... круглое небо; и в верхней половине, и в нижней половине... месяц» (СМ); и даже земля — экваториальная линия: неба, которое внутриположно земле; когда обычная в нашем смысле земля вламывается в пустой шар, то он дает трещину.
Земля в нашем смысле — «ничто» в романтике Гоголя; она — трещина всенебесности; в нее свергают; у Гоголя — два неба и две земли то — небо обнимает землю; и — родовая жизнь оказывается: на поверхности земли; то небо оказывается в объятиях земли: ее центром; «как... старец держал» пруд «в... объятиях... небо» (МН) — одно представленье; другое: «неизмеримый океан воздуха... заснул, обнимая» землю (СЯ); то человек ходит головою вверх; то «синие леса, люди, возы... — все опрокинулось... вверх ногами, не падая, в... бездну» (СЯ); небо, земля — то вверху, то внизу; под «все» — «ничто»; под «ничто» — «все»: натурализм и символизм смешаны в сюжетах Гоголя.
Врыв во все «ничто» — следствие отрыва от рода; таков первоначальный сюжет: «я», как центр «ничто», раздутый во «все, что ни есть», — сюжет второй фазы; переход к ней в жесте падения, подобного слетанию колдуна: в провал к мертвецам; в процессе его пропастная щель становится как бы выгнутым куполом, ширясь, а дно — низменностью, населенной утратившими страшный вид и теперь безобидными мертвецами: Афанасием Ивановичем, Иваном Никифоровичем, Василисой Кашпаровной Цупчевськой.
Так загробная жизнь становится... русской, а ужас, внушаемый колдуном, — ужасом Толстого-американца: перед «Мертвыми душами». «На зеркало неча пенять, коли рожа крива» (эпиграф к «Ревизору»).
... перепелке; и от последней — к мухе: «меньше даже мухи» (МД).
Таков переход — от второй фазы к третьей.
В первой предметы гипербол вздуты во «все, что ни есть», поданного только звуками и метаморфозой фантазий; во второй предметы, гиперболически сжатые до «меньше мухи», складывают облик... русской действительности, в которой бандура — хрип чубука, а полет — дрыханье на диване; прочтите романтические повести от «Сорочинской ярмарки» до «Тараса Бульбы»; и сразу же пропустите «ШП», «СП» и «ОТ» через себя; получите впечатление удара о дно «ничто» (хорошо, если не треснет череп); испытаете переверт всех представлений.
Вместо динамики фабулы «СМ», исполненной мастерства, музыки, красок, — отсутствие фабулы, как сюжет-собственно; сюжет мертвого дня: ничего; фабула, как змея, в нем кусает свой хвост; в «СП» она — обстание неизменного быта, частокол, за который «не перелетает ни одно чувство», посередине которого Афанасий Иванович (с улыбкой мертвой), Пульхерия Ивановна (с улыбкой приторной) угощают пампушкой и «пундиком»; между ними же — смерть: серая кошечка.
пуза; урчем этого пуза будто бы изживает себя личность «ОТ», ШП», «СП». Личность такая есть мыльный пузырь; обладатель ее — «небокоптитель» по Переверзеву; ясность тихого дня показана, как таящая ревы ночи (СП); шелест листьев — шип «гусака» (ОТ); химеричность будто бы натуры русской разоблачена в столице «Российской империи»; в «ЗС», «П», «НП», «Ш» описание столичного бреда, как центра культуры; из центра в обстание сквозняки пыли мчат очертания Хлестакова, Чичикова, капитана Конейкина и Глова, который не Глов (Игр); в центре — дует «сразу с четырех сторон» (Ш); здесь разорвана в ураган фикция личности, показанной пузом; отсюда бешеный «нитонисейный» мельк людей, полей, городов, от которого умирают в бреду Чартков, Пискарев, Поприщин, Башмачкин; выживает нос, а не человек (Ковалев), да хлещет песком Хлестаков по российским пространствам; но колесо вихрей выглядит уравновешенным кругом; и наконец становится: кругом чичиковского лица.
Гоголь инкорпорировал мертвеца мертвецов в человека; в Поприщине человек переживает прижизненно бред засмертный; в Хлестакове омоложается: в смерть; в Чичикове наливается благообразием, более уродливым, чем личина колдуна.
.....................................
Говорить содержательно о центральном сюжете творчества Гоголя — значит: говорить о содержании мировоззрения Гоголя; социальные условия определяют его; рост сюжета в Гоголе связан с личностью Гоголя; а эта личность мною взята постольку, поскольку она выявлена в мастерстве; анализ корней сюжета вообще не объект этой книги; в ней взят сюжет этой вот эту вот фабулу, организованную в этих вот художественных средствах.
— можно сказать: в лучших произведениях Гоголя тесто это пропечено насквозь до последней подробности; мой сказ о сюжете «СМ» своди́м к отметкам: как он явлен подробностями; вне их можно говорить лишь о том, в какой мере он связан с центральным сюжетом; последний иначе выявлен, например, в «ВНИК». Особенность гоголевского сюжета — в проведении его сквозь мелочи.
Вместо «СМ» мог бы я взять «ТБ», «В», «ПГ»; в каждом рассказе по-разному выявлена особенность гоголевского сюжета: везде организация мелочей, углубляющих сюжет: вне их любой сюжет — сюжет вообще, питаемый социальными условиями, складывающими личность; такой разгляд, — тема не этой книги.
Сюжетный анализ любого произведения Гоголя устанавливает выпеченность им всего материала; сказанное о «СМ» относится к «Носу», к «Ревизору», к «Шинели». «Носу» мог бы я посвятить исследование: так много он дает материала к показу, как можно ; о приеме написания «Н» не сказано ничего путного; этот рассказ ждет своего аналитика.
В повестях и в рассказах второй фазы из сюжета выпала фабула; там есть сюжет; и есть материал из предметных мелочей; сюжет — значителен: значимость его сказывается в электрической силе любой мелочи; «нос», «шинель», «коляска», «лошадь», «портрет», «собачка» еще более символичны, чем «люлька», «сабля», «жупан» и т. д. В «СМ» не случайно организована мелочь; конкретизацией сюжета был бы семинарий по ощупи мелочей.
То же можно сказать и о первом томе «Мертвых душ»: он — чудо мастерства. Я потому остановлюсь на сюжете «МД», что «МД» — последнее художественно оформленное произведение Гоголя, относимое уже к третьей фазе; «МД» противопоставлено «СМ», как конец началу; сказанное о «СМ» и «МД» в значительной мере относимо и к любому произведению второй фазы, разгляд которого мне заповедан: за недостатком места.
23