ПРОМЕЖУТОЧНАЯ РЕДАКЦИЯ ОТРЫВКОВ ГЛАВЫ VI
„ТАРАСА БУЛЬБЫ“
1. К
„Сказав это, она потупила к низу свои очи, и ресницы, длинные как стрелы, опустились на сверкающую белизну лица, и всё лицо наклонилось, и тонкий, едва заметный оттенок румянца стыдливо оттенил его с низу. Ничего не знал, как, что нужно отвечать, Андрий. Он бы хотел много сказать, хотел всё, что было на душе, выразить так же горячо и сильно, как оно было на душе, и не мог: как будто какая неведомая сила заграждала уста его и отнимала звук у слова. Он слышал, что всё у него связа‹но›, что не ему, воспитанному в бурсе и бранной кочевой жизни, отвечать на такие речи. И он замолчал и сильно негодовал за робость, за чорствую свою военную выправку и за всю козацкую натуру.
2. К
чем все речи. Его душе вдруг стало легко и, казалось, всё развязалось в нем. Чувства, движения душевные, которые кто-то сдерживал тяжкою уздою, вдруг почувствовали себя освобожденными, на полной воле и уже хотели излиться в прекрасных речах, как вдруг красавица, обратясь к татарке, беспокойно спросила: „А мать?“
3. К
„Но знаю сам, что, может быть, я говорю всё это глупо и некстати и нейдет всё это сюды, что не мне, проведшему жизнь в бурсе и на Запорожье, говорить так, как в обычае говорить там, где бывают короли, князья и что ни есть лучшего в вельможном рыцарстве. И знаю сам, что ты иное творение божие, чем все мы и далеко перед тобою другие боярские жены и дочки. Не мы должны говорить, но одни ангелы небесные только могут служить тебе.“ С возраставшим участьем и безмолвным изумлением слушала она открытую сердечную речь, в которой, как в зеркале, выражалась вся молодая, полная сил душа молодого запорожца, и уста ее пошевелились и показали усиленное желание сказать что-то — и вдруг она остановилась и вспомнила, что рыцарь, пред ней стоящий, другим ведется назначением, что у него есть свои обязанности, что всё разделяет ‹их?›, что отец и мать, и братья его, и вся его отчизна — враги, и что жестокость, равно непримиримая с обеих сторон, ‹их?› разделяет, и что самая вера и нет возможности переступить эту пропасть. Глаза ее все наполнились. Она схватила вышитый шелками платочек, положила его себе на глаза и в минуту он стал весь влажным. „Скажи мне одно слово!“ сказал Андрий и взял ее за руку, и огонь сверкнул при этом по всем его жилам от прикосновенья к этой трепетной ‹руке?›, которая казалась недвижимою в его руке. Но она молчала и не отнимала платка от лица своего и оставалась неподвижна. В эту минуту, казалось, как будто послышались где-то в улицах глухие крики и трубные звуки. Но он не обратил никакого внимания и вопрошал: „От чего же ты так печальна? скажи мне: от чего ты так печальна?“. Она отнесла прочь руку с платком и взглянула на него открытыми большими своими глазами. Слез в них не было — какая-то решимость. „Нет, тебе нельзя меня любить!“ сказала она: „тебя зовут твои брат, отец, товарищи, а мы враги тебе.“