Гоголь Н.В.: Альфред

АЛЬФРЕД

ДЕЙСТВИЕ I

Народ толпится на набережной.

Один из народа. Ай, что ты так теснишь! Пустите хоть душу на покаянье!

Другой из народа. Да посторонитесь ради бога!

Голос третий. Эх, как продирается! Чего тебе? Ну, море, вода, больше ничего. Что, не видел никогда? Думаешь, так прямо и увидишь короля?

Туркил. Ну, теперь, как бог даст, авось будет лучшее время, когда приедет король. Вот не прогонит ли собак-датчан?

Туркил. Из графства Гертиига. Томс Туркил. Сеорл.

-- Знаю. Где монахинь сожгли. Ах, страх там такой! Такого нехристианства и от жидов, что распяли Христа, не было.

-- А вот что. Когда узнали монахини, что уже подступает Ингвар с датчанами, которые, тетка, такой народ, что не спустят ни одной женщине, будь хоть немного смазлива... дело женское... ну, понимаешь... Так игуменья -- вот святая, так точно святая!--уговорила всех монахинь и сама первая изрезала себе всё лицо. Да, изуродовала совсем себя. И как увидели эти звери -- нет хороших лиц, так его не оставили и пережгли огнем всех монахинь.

-- Все церкви пусты. Епископа со свечой не сыщешь.

-- От датчан дурно, а от наших еще хуже. Всякий тан подличает с датчанином, чтоб больше земли притянуть к себе. А если какой-нибудь сеорл, чтоб убежать этой проклятой чужеземной собачьей власти, и поддастся в покровительство тану, думая, что если платить повинности, то уже лучше своему, чем чужому,-- еще хуже: так закабалят его, что и бретон такого рабства не знал.

-- Ну, наконец, мы приободримся немного. Теперь у нас, говорят, будет такой король, как и не бывало -- мудрый, как в Писании Давид.

-- Отчего ж он не здесь, а за морем? Другой. А где это за морем?

-- Там он обучался потому, что умный город, и выучился, говорят, всему-всему, что ни есть на свете.

-- Рима не знаешь? Ну, умен ты! Другой. Да что это Рим? Там, где святейший живет?

-- Ну, да, конечно. Пресвятая дева! Если бы мне довелось побывать когда-нибудь в Риме! Говорят, город больше всей Англии и дома из чистого золота.

Другой голос. Мне не так Рим, как бы хотелось увидеть папу. Ведь посуди ты; выше уж нет никого на свете, как папа,-- и епископ и сам король ниже папы. Такой святой, что какие ни есть грехи, то может отпустить.

-- Вот слышишь ли кто-то говорит, что видел папу.

Голос народа (на другой стороне). Ты видел папу?

Голоса. Ну, как же?-- Что он?-- Какой? (Народ сталкивается в ту сторону.)

Голоса. Да пустите! -- Ну, чего вы лезете?-- Не слышали рассказов глупых?

Брифрик. Я расскажу по порядку, как я его видел... Когда тетка моя Маркинда умерла, то оставила мне всего только половину hydes земли. Тогда я сказал себе: "Зачем тебе, Брифрик, сын Квикельма, обработывать землю, когда ты можешь оружием добиться чести?" Сказавши это себе, я поехал кораблем к французскому королю. А французский король набирал себе дружину из людей самых сильных, чтобы охраняли его в случае сражения или когда выедет куда, то и они бы выезжали, чтобы, если посмотреть, так хороший вид был. Когда я попросился, меня приняли. Славный народ! Латы лучше не в сто мер наших. Кольчуги такие ж, как и у нас, только не все железные. В одном месте, смотришь,-- ряд колец медных, а в другом есть и серебряные. Меч при каждом, стрел нет, только копья. Топор больше, чем в полпуда -- о, куды больше! а железо такое острое -- то, что у старого Вульфинга на бердыше, ни к чорту не годится!

Брифрик. Вот мы отправились с французским королем в Рим, чтоб папе почтение отдать. Город такой, что никак нельзя рассказать. А домы и храмы божий не так, как у нас, строятся, что крыши востры, как копье, а вот круглые -- совсем как бы натянутый лук, и шпицев совсем нет. А столпы везде, и так много и резьбы и золота, великолепие такое!.. -- так и ослепило глаза. Да, теперь насчет папы скажу. В один вечер пришел товарищ мой, немец Арнуль. Славный воин! Перстней у него и золотых крестов, добытых на войне, куча, и на гитаре так славно играет... "Хочешь,-- говорит,-- видеть папу?" -- "Ну, хочу". -- "Так смотри же, завтра я приду к тебе пораньше. Будет сам папа служить". Пошли мы с Арнулем. Народу на улице -- боже ты мой! -- больше, чем здесь. Римлянки и римляне в таких нарядах!.. -- так и ослепило глаза. Мы протолкались на лучшее место, но и то, если бы я немножко был ниже, то ничего бы не увидел за народом. Прежде всех пошли мальчишки лет десяти со свечами, в вышитых золотом платьях, и как вышли они -- так и ослепило глаза. А ход повсюду, где вышел, был устлан красным сукном. Красным-красным, вот как кровь... Ей-богу, такое красное сукно, какого я и не видал. Если бы из этого сукна да мне верхнюю мантию, то вот, говорю вам перед всеми, то не только бы свой новый шлем, что с каменьем и позолотою, который вы знаете, но если бы прибавить к этому ту сбрую, которую променял Кенфус рыжий за гнедого коня, да бердыш и рукавицы старого Вульфинга и еще коня в придачу -- ей-богу, не жаль бы за эту мантию! Красная-красная, как огонь!..

Голос в народе. Чорт знает что! Ты рассказывай об папе, а какая нужда до твоих мантий!

Брифрик. Сейчас. Вот вслед за ребятами пошли те... как их? Они с одной стороны сдают на епископов, только не епископы, а так, как наши таны или бароны в рясах... Не помню, шепелявое какое-то имя. То эти все таны или епископы, как вышли --так и ослепили глаза. А как показался сам папа, то такой блеск пошел -- так и ослепил глаза. На епископах-то всё серебряное, а на папе золотое. Где епископы выступают -- там серебряный пол, а где папа -- там золотой. Где епископы стоят -- там серебряный пол, а где папа -- там золотой...

Голос из толпы. Бровинг! Корабль! Ей-богу, корабль! (Все бросаются, Брифрик первый, и теснятся гуще около набережной.)

Голоса в толпе. Да ну, стой, ради бога!-- Задавили. -- Да дайте хоть назад выбраться!

Брифрик (оборачиваясь). Чего лезешь на плечи? Разве я тебе лошадь верховая? Где ж король? Где ж корабль? Экая теснота!

-- Эй, Шпинг, зачем ты сказал, что король едет?

Шпинг. Ей-богу, любезный народ, совсем было похоже на корабль.

-- Вперед молчи, дурак, если не хочешь сам поплыть.

Старуха (пролезая вперед). Нашли чего толпиться! И куды? Ведь никого нет.

Голоса в народе. Вишь, на Этельбальда жалуется! -- Он сошел с ума! -- Да он ведь сильнее всех в королевстве! -- Войска и богатства у него больше, чем у короля.

Эгберт. Кто несет жалобу на Этельбальда, тот подай мне руку. Хоть ты и простой сеорл, а я тан, но я пожимаю, потому что ты честный человек и англо-сакс. Я тебе буду помогать.

Кудред. За что? Этельбальд, хоть и королевских танов всех старше, но подлец и мошенник. Когда датчане ворвались в Вессекс и начали грабить, я прибегнул к нему, свинье. Думал, он богач и столько имеет земли, что зачем ему бы обижать меня. Я обещался ему, если надобность, первым явиться в его войско и лошадь привести свою и всё вооружение мое. А он, мошенник, как только датчане ушли, совсем зачислил меня в свои рабы. За что я должен ему мостить чертовский мост к его замку и на моих двух лошадях, самых благородных, возить фашинник? А теперь, когда я отлучился по надобности в графство Гексгам, он взял мою собственную землю, родительскую землю, которой было у меня больше двух гидес, и отдал в лен какому-то, а мне отдал двадцать шагов песчанику за кладбищем. -- "Вот тебе,-- говорит,-- земля". Да разве я, старый плут, раб твой? Я вольный. Я сеорл. Я, если бы только захотел, прикупил еще два hydes земли, да выстроил церковь и дом, я бы сам был таном. Никто по законам англосакским не может обидеть и закабалять вольного человека. Разве я сделал какое преступление?

Брифрик. Да ходил ли ты с жалобою в ваш ширгемот?

Кудред. Вот на тебе бумагу, если ты прочтешь.

Брифрик. Что ты! Э, так у вас судьи пишут? Слышь ты, народ, писанная бумага! У нас во всем ширстве, да и во всем Весеексе ни один шир, ни алдерман не умеют писать. Вишь ты какие каракульки. Тут где-нибудь должно быть А В С... Я уж знаю, меня было начинал учить один церковник.

Туркил (Вульфингу). Я думаю, нет мудренее науки, как письмо.

Брифрик Высокородный тан, прочти-ка. Ты, верно, знаешь?

Голос. Это, видишь, тот, что был школьным учителем. Да теперь датчане разорили школу.

Гунтинг (читает). "Да будет ведомо: в Schirgemot Агельмостане, в графстве Герефорт, во время царствования Этельреда, где..."

-- А, при покойном короле! Храбрый был король, всю жизнь бился с этими морскими датчанами.

Гунтинг (продолжает), "... где заседали: Дунстан епископ, Кеолрик алдерман, Варвик -- его сын, и Эсквин -- сын Центвина и Туркил косоглазый, как комиссары короля заседали"...

Гунтинг (продолжает): "... в присутствии Брининга шерифа, Ательварда де Фрома, Леофина де Фроска черного, Годрига де Штока и всех танов графства Герефорта, Кудред -- сын Эгвинов -- представил суду против высокородного графа и королевского тана в том, что якобы он, Кудред, от него, высокородного графа Этельбальда..."

Высокий (болтает вверху руками). Чего эти бабы лезут, желал бы я знать.

-- Да взбеленился просто, никого нет. Какой-то дурак опять пронес, что корабль показался.

Кудред (кричит). Бумагу, бумагу, бумагу дай! Экий трус, изорвал...

Голоса. Я не говорил. -- Я не говорил. -- Опять верно Шпинг.

Шпинг. Нет, высокородный тан, и языком не воротил.

Брифрик. Ей-богу, глупый народ! Ну что, хоть бы и в самом деле был король.

Один из народа. Вон таны поехали на лошадях. Это верно встречать короля.

Рыцарь (на лошади). Дорогу, дорогу! Народ, посторонись!

Рыцарь (на лошади). Посторонись, говорят тебе! Дорогу высокородному королевскому тану Этельбальду.

Эгберт. Отнеси ему эту пощечину. (Бьет его и убегает.)

Рыцарь (кричит). Мы увидимся, проклятый длиннорукий чорт!

Вульфинг. Вон Этельбальд. Гляди, какой около него строй стоит -- в толпе рыцарей, как в лесу. Эх, как одеты славно! Какие кирасы, щиты! Ей-богу, если б хотели, побили датчан.

Вульфинг. А так. Сами держат руку неприятелей.

Вульфинг. Почему ж не побить? Ведь наших впятеро будет больше, если собрать всех саксонов, а англов-то одних всадников будет на всю дорогу от Лондона до Йорка! А датчан всех-на-всех трех тысяч не будет.

Туркил. Э, любезный приятель мой! Как твое имя? Вульфинг?

тихо, как ребенок, а захотят -- начнет выть, как волк. Наши всадники давно бы совладали с ними...

Вульфинг. Народ опять затеснился. Да и сами таны махают шапками. Посмотрим, верно, король наконец едет.

Голос в народе. Ну, теперь корабль, так корабль!

Голоса. Корабль с тремя ветрилами. -- Зачем дерешься? -- Не лезь вперед!

-- Где ж теперь его увидишь? Людей многое множество.

-- Скоро идет корабль. Видно, что заморской работы! Вон как окошечки блестят. У нас таких кораблей нет.

-- Нет, вот тот больше блестит. Смотри --- какой шлем, какое богатое убранство!

Вульфинг. Это всё те таны, что поехали за ним в Рим с посольством.

Туркил. А, вон снял шляпу... Таны машут... Виват король!..

Весь берег (кричит). Виват, король!.. Здравствуй, король!..

-- Вон вновь машут... Здравствуй, король!.. Народ. Здравствуй, король! Всадник Расступись, народ! (Машет алебардой. Народ пятится, прижатые кричат.)

Всадник. Тан из Кенульф, сын Эгальдов. Тан из Медлисекса, славный воин. (Корабль подходит к самому берегу. За столпившимся народом видны только головы.)

Альфред (сходя с корабля). Здравствуйте, добрые мои подданные.

Народ. Здравствуй, король! Виват! (Король и свита подымаются на лошадях выше народа.)

Альфред. Благодарю, благодарю вас, мои добрые. Я сам не менее рад видеть вас и мою отцовскую землю Англосаксию.

Эгберт. Слышишь? Англосаксию! Он, верно, не знает, что Мерси и Эст-Англ уже не наши. (Король уезжает. Таны и народ с восклицаниями тянутся за ним.)

Туркил. Молодец король -- видный, рослый, лучше всех. Как он славно выступал, словно сокол. Я думаю, латы его стоят больше, чем твоя жизнь. Пойдем, посмотрим.

Вульфинг. Постой! Зачем же идти? Глянь, за ними не угнаться: они на лошадях и во всю рысь поедут в Йорк.

Вульфинг. Видишь, в Лондоне приготовят всё как следует, а когда приготовят, тогда и он поедет.

Эгберт Нет, я не хочу быть последним. Я такой же тан. У меня тоже было в услужении шестнадцать танов ситкундменов. Правда, я потерял много в войну. У меня теперь нет этого. Но я защищал землю нашу. Отчего граф Эдвиг, Кенульф, не говоря уж о собаке Этельбальде, молокосос сын его, рыжебородый Киль,-- почему они имеют право провожать короля в первом ряду? Отчего я должен следовать еще за двумя танами? Я хотел было сбить с седла копьем плута Киля, да не хотел только сделать этого при короле.

Кисса. Дьявол ему на шею! Я рад, по крайней мере, что король приехал. Датчан опять за море, завоюем опять Эст-Англию, Мерси и Нортумберланд также; хоть и разоренная страна, однако же есть добрые земли для скота и для пашен.

Эгберт. Мне король понравился -- добрый молодец! Пойду к нему прямо и суну ему руку по древнему саксонскому обычаю. Скажу: "Король, вот тебе рука! При первой надобности всегда привожу четырнадцать тебе всадников, вооруженных, с добрыми конями, и сам пятнадцатый. А надежный ли человек? Вон, гляди, сколько рубцов у меня". Пойдем, Кисса, выпьем его здоровье. Эй, Кудред! Тебя обидел Этельбальд? Будь завтра в Лондоне, спроси тана Эгберта, тана из графства Сомерсетского. Меня знают.

Кудред. Ну, теперь, я думаю, король укротит немного тана.

Вульфинг. Да что ж король? Ведь король не может сказать тану: "Отдай такую-то землю, я тебе приказываю". Что скажет витенагемот?

Кудред. Да беспорядков верно будет меньше. Что ни скажет, а всё будет лучше. По крайней мере, можно будет по дороге пройти безопасно. Чем живешь, Вульфинг?

Вульфинг. Нет, еще никогда не марал рук своих в земле.

Вульфинг. Пастух. Шесть десятков овец и три десятка рогатой скотины моей собственной выгоняю на Гельгудскую пажить. Если ты хочешь, пришлец, отдохни у меня. Ты будешь есть сыр и молоко, каких не сыщешь во всем Вессексе. А завтра ранним утром мы отправимся в Лондон смотреть королевский праздник. Гляди, чего народ опять смотрит? Чего вы, храбрые, мужи, столпились?

Кудред. В самом деле корабль! Что ж это? Верно, тоже королевская свита?

Турки л. Вишь, это уже не такой! Мачта и паруса совеем не так сделаны. Постой, рассмотреть поближе -- и народ как будто не так одет.

Один из толпы (всплескивая руками). Саксонцы! Убежим, убежим!..

Туркил. Как христианин, не лгу! Разве вы не видите, что датский корабль!

Голоса. Аи, народ, точно -- датчане! -- Вон машут, чтобы остались. -- Да, как бы не так!-- Бежим, друзья! (Все в беспорядке убегают. Корабль виден у берега. Руальд висит на мачте.)

Руальд (сверху). Кормщик, бери ниже; там мель (Норманд плывет с канатом в зубах.)

Руальд. Еще ниже. Еще ниже. А, народ проклятый! Весь разбежался! Теперь прямо. Норманд, хватай крюком!.. Стой!

Губбо (выходит с корабля). Ну вот мы и в Англии. Тащите старшую лодку на берег. (Вытаскивают лодку.)

Губбо. Что, мои храбрые берсеркеры, дожидаться ли нам Ингвара или теперь налететь и окропить наши доспехи алою, как перед бурей вечерняя заря, кровью саксонцев, а?

Руальд. Не лучше ли, король мой Губбо, послать проведать узнать о числе неприятеля?

Губбо. Это ты, Руальд, говоришь? Тебя, верно, не море пеленало. За эти слова тебя стоит вышвырнуть в море. "Какой храбрый когда спрашивает о числе?" -- говорил отец мой Лодброд, победивший на тридцати трех сражениях.

Руальд. Губбо, сын Лодбродов! Ты меня укоряешь трусостью. Когда же мы вместе с братом Гримуальдом срамили себя перед дружиною? Разве я когда-нибудь в жизни грелся у очага или спал под крышей? Разве платье мое на мачте сушилось, а не на мне?

Губбо. Прости, Руальд. Брат твой Гримуальд был славный воин. Мы лишились, друга, храброго товарища. Великий Оден! Какая была буря и битва! Ветер оборвал во тьме наши платья и морские брызги пронзали разгоревшиеся лица наши. Клянусь моим мечом и копьем, ничего бы не пожалел за такую участь: завидная участь! Теперь Гримуальд пирует с легионом храбрых. Сам Оден наливает ему чашу из широкого черепа и говорит ему: "А сколько ты, Гримуальд, получил ран на последней битве?" "Ран семнадцать и четыре",-- отвечает ему

"Сильный воин! Вон тебе, Гримуальд, бессмертные лани с лоснящейся как серебро шерстью. Веселись, храбрый витязь, поражая их далеко достающим копьем". Слушай, Стемид, теперь не время, но когда будем пировать на покрытых пылью саксонских трупах и зажжем альбионские дубы, ты спой нам песню о подвиге Гримуальда. Знаешь, какую песню? Такую, чтобы в груди всё встрепенулось: отвага, самое бешеное веселье, и руки схватились за рукояти мечей... Но следует теперь сказать вам, мои товарищи, что мы будем делать. Англия земля хорошая: скота, пажитей и земель в ней много. В Нортумберландии и в Мерси, где уже поселились соотечественники наши, жители бедны, но здесь жилища, а более всего церкви, очень богаты, и золота в них много. Каждому достанется на золотую цепь. Мечи у англо-саксов славные. Они достают их издалека. Мы можем тут себе выбрать любые мечи и копья и всё вооружение. А еще я скажу теперь такое, что больше всего нравится, товарищи, и мне и вам: у англо-саксов девы белизною лица, как наши скандинавские снега, вкрапленные алой кровью молодых ланей. Но стойте, товарищи! В Англии воинов, которые станут под мечом и копьем на конях, несметное множество. Только, из них Оден никого не примет в Валгал к себе, потому что они презренные христиане. Помните и то, что ныне будут наши соотечественники, и как только нападем с одной стороны, они нападут с другой... Видите ли, как тут хорошо и тепло. В нашей Скандинавии нет этого. Тут зимы всего только два месяца.

Руальд. Я себе отвоюю лучший замок во всей Англии. Девять десятков англо-сакских рабов будет прислуживать мне за чашею пиршества.

-- Что, конунг Губбо, правда ли, что есть где-то земли еще теплее?

Губбо. Ну, этого нет -- чтобы зимы совсем не было. Зима есть. Нужно, однако, попробовать. Мы с тобою, Элгад, пустимся потом далее. Скучно долго жить на одном месте. Чтобы и там, по ту сторону океана, вспоминали нас в песнях. Клянусь всей моей сбруей, приедешь оттуда на вызолоченном корабле. Красная, как огонь, мантия, и вся будет убрана дорогими каменьями. Шлем... крыло на нем будет, как вечерняя звезда, сиять. И как приеду к первой царевне в мире, скажу: "Прекрасная царевна, я, король, пришел, горя любовью к твоим голубым очам. Его рука поразила сто и сто десятков витязей, и пришел король Губбо взять тебя этою самой рукой вместе с приданым, которое приготовил тебе престарелый отец твой".

Губбо. Виват и вы, товарищи! Теперь идем. Вы два, Авлуг и Ролло, оставайтесь беречь лодки. А мы -- никому не спускать и насыщать кровью мечи наши, пока есть...

Альфред, окруженный танами и графами королевства. Благодарю, благодарю вас, благородные таны, за ваше поздравление. Я надеюсь, что вы окажете с своей стороны мне всякую помощь разогнать варварство и невежество, в котором тяготеет англо-сакская нация.

Граф Эдвиг. Я всегда готов. Пятьдесят вооруженных всадников всякую минуту может требовать государь.

Граф Этельбальд. Рука моя и моих восьмидесяти вассалов принадлежат тебе, государь мой.

Сифред. Всякое законное требование государя готов выполнить. Двадцать конных и сто сорок пеших стрелков.

Клеобальд. В моей стране лошадей мало, но пеших сколько могу собрать...

мне научить англо-саксов искоренить грубость нравов, которая, как старая кора, пристала к ним. (Таны в безмолвии. Некоторые расставляют руки, рассуждая, что это значит.)

Эдвиг. Как же, государь, ты говоришь, что англы и саксы грубы? Да ведь они покорили Англию!

Альфред. Ну, против этого мне ничего не остается говорить. Этот, кажется, кроме войны и думать ни о чем не хочет. Видел ли ты. Эдвиг, своего сына?

Эдвиг. Хорош малый, да чуть ли к чернокнижию не пристрастен и копьем плохо владеет.

Альфред. Нет, Эдвиг, ты должен благодарить бога за такого сына. Этот день побудь с ним, а завтра пришли ко мне. Мы с ним были друзья во всю бытность в Риме. Давно не видел я Англию. Прежнее время свое, как свой сон, помню. Ведь тут должны уцелеть еще остатки римских памятников. Существует ли та стена, которую выстроил император Константин в Лондоне, и бани близ Йорка, выстроенные римлянами?

Эдвиг. Не знаю, государь, о каких ты римлянах говоришь.

Альфред. Римляне -- народ, который завоевал Англию и которому были подвластны бритты.

Альфред. Ты не знаешь, потому что не читал. Римляне были народ великий. Они покорили весь мир и в том числе Британь.

Эдвиг. Воля твоя, король, римляне и живут в Риме. Нет, король, это тебе солгали. У нас есть старики, которые помнят, как покорили саксы народ, которого храбрее еще никого не было. И те говорят, что были одни только бритты.

Альфред. Ну, об этом тоже нечего долго толковать. Хороши наши таны! Я, любезные, хочу слышать отчет об нынешнем положении государства и о всех происшествиях, бывших без меня по кончине брата моего Этельреда. Об отдыхе моем не беспокойтесь. Отдохнуть я успею. Ты, Этельбальд, так как старший в государстве и первый советник в витенагемоте, расскажи мне подробно всё.

Этельбальд. Всё хорошо, государь. Со стороны датчан только худо. Впрочем, дорога от Йорка до Лондона поправлена и была мощена всё время. Зверинец твой в исправности. Все королевские твои латы, щиты отцовские и добытые покойным братом твоим Этельредом я сохранил в исправности.

Альфред. Ты, Этельбальд, говоришь о моем хозяйстве. Это дело пустое. Я просил тебя рассказать -- как государство, в каком положении.

Граф Эдвиг. В гадком положении государство. Сеорлы и бретонские рабы ничего не выплачивают. Поля очень опустошены датчанами. Не на что вооружить рыцаря. Лошади -- мерзость.

Альфред. Зачем вы позволили датчанам взять Мерси и Эст-Англию?

-- Что ж делать, король. Покойный король, брат твой, храбро сражался, да сильнее перетянула сила... Они знаются с дьяволом, с ними из моря приходят походом морские чудища.

Сифред. Если б я имел землю в Эст-Англии или Мерси, я бы защитил ее моею рукою и руками моих вассалов, но у меня свои земли есть.

Альфред. Да умели ли вы свои защитить? Отчего по всей дороге, по которой мы ехали, пустые пажити и две развалившиеся церкви? Малолюдный гирд датчан издевался над вами, а вы, хорошо вооруженные христиане, могли вынести это?

Сифред. Я никогда не был бесчестным и всегда готов, и если бы граф Мидльсекс не поссорился со мною, я бы не впустил датчан, и Вессекс и его бы владения спас.

Альфред. И виною вы же, вы, через свои мелкие ссоры. Мне очень не нравится это ваше феодальное обыкновение. Бог знает что такое. Всякий управляет, как ему хочется. Высшему не повинуются, между собою несогласны. В государстве должно быть так, как в Римской империи: государь должен повелевать всем по своему усмотрению, как ему захочется.

Одон (потупляет глаза). Гм! Я что-то не вполне понял это. Ведь англо-сакский всякий тан, вольный и свободный человек, разве возьмет землю собственно от короля...

-- Епископ Вессекский убит во время войны с датчанами, а Адельстан из Кента умер.

Альфред. И никто не позаботился о том, чтобы избрать на место!

Арвальд. Нет, король, в том нет нам укоризны. Все таны нарочно собрались, но некого было избрать в епископы. Не нашли такого, который мог бы читать святое письмо.

Альфред. Будто уже в Англии нет ни одного священника, умеющего читать? Ведь еще отцом Этельвальдом заведена была коллегия.

Альфред. Опять датчане! Да что это за бич такой, датчане? Или Англия состоит вся из трусов или в самом деле датчане... Что это за человек? Что ты?

Король (в изумлении). Как легки на помине!.. Ну, господа таны и графы! Нам приходится сию минуту думать о вооружении. Нечего делать, нужно всё отложить в сторону.

Этельбальд. Для тебя, государь, всё рад принесть.

Альфред. Да, шумно начинается мое царствование. Дайте и вы все, благородные таны, Клятву: ни пяди земли не уступить датчанам.

Таны. Спасителем Иисусом и девой Марией клянемся!

Альфред. Идем и сейчас на коней! Но прежде я хочу обсмотреть войска ваши. Ну, король, яви теперь деятельность души. Вот тебе то поле, которое ты рвался возделать. Много работы предстоит. Страшные перспективы; внести туда пламенник наук и познаний, где их в помине нет, где нет букваря во всем государстве... Подвести под законы и укротить своевольное неустройство этих беспокойных магнатов Государства, глядящих лесным зверем, а вдобавок и на плечах неприятель... Дай, боже, силы!.. (Уходит.)

Эдрик. Ты не знаешь его еще, Цеолин, хорошо. Это бог.

ДЕЙСТВИЕ II

Альфред, граф Этельбальд, граф Эдвиг, Цеолин, Кедовалла с толпою воинов входят на сцену.

Что скажете вы на это, столпы этой нации, благородные таны?

Граф Эдвиг. Король, распусти нас. Я соберу всех слуг своего замка, сам выгоню моих вассалов. Пусть каждый сделает то же.

Альфред. Граф, ты сед волосом, а даешь такой совет. Нет, благородные таны, всё теперь зависит от нас самих и от нашей решительности. Уступим -- мы потеряем всё, возрастим гордость неприятельскую. Клянусь, мы им дадим и уверенность в их непобедимости, и тогда кто против них? Вы видели, как они неслись в битве. Один шаг назад -- и дерзость их возрастет, как Голиаф. Бароны, одно нам средство! Здесь нечего думать. С этими же самыми силами обратить отступление в нападение, покамест не узнала о нашем поражении нация.

Кедовалла. Король, ты видел сам, что наша храбрость не заслужила упрека. Я никогда не думал о своей жизни. Но клянусь пресвятой матерью, за них стоит демон! Я видел сам, как его темный образ мчался рядом с этим непобедимым Губбо. Мои вассалы в первый раз побледнели от страха. Мои латы, которые окропил епископ два года назад, в первый раз пробиты.

Альфред. Какое черное невежество веет от Кедоваллы! Тебя, я знаю, не уверишь, потому что твоя душа в старой коре. Но, таны, как видно, что недавно приняли христианскую веру и не смыслите ничего в ней! Вы испугались злого духа! Разве злой дух может устоять против бога? Разве есть что на свете больше христианского бога? Вы видели, с каким криком и острым копьем стремились в наши ряды эти морские люди. А отчего? Потому что призывали поминутно языческого бога их Одена, который -- пыль и прах пред богом христианским. А вы не надеетесь! Какие вы христиане! За вас Христос и пречистая дева...

Альфред. Все таны ни с места! Далеко датчане?

Альфред. Во имя святой Марии! не подавайся, как кельданские скалы. (Врывается на сцену дружина датчан. Саксонцы встречают копьями. Начинается сеча.)

Губбо. Сыны Одена! не полон будет пир наш, если не сокрушим англо-саксов.

Альфред. Англо-саксы! не забывайте -- с нами Христос и Мария.

Ринальд. Нет, король Губбо, кровь от вражеских трупов отуманила твой взгляд.

Альфред. Христиане, крепитесь! Святой Георгий на белом коне за нас!

Губбо. Оден! рука моя дымится кровью, а Ингвара нет со мною. Ринальд, Ринальд! Зачем избит шлем твой? Не дрожат ли твои перси?

Ринальд. Еще станет, король мой Губбо! Вот тебе, собака!.. Сыны Одена доставят черепов на пиршественные чаши.

Губбо. Уста мои запеклись, язык сохнет, а Ингвар мой не летит на помощь!

Ринальд (падая). Оден! Готовь мне место в Валгале!

Губбо. Отдыха не будет тебе, Альфред, до коих пор меч играет в руках моих.

Альфред. Остановитесь, датчане! Сдавайся, Губбо, и положи твое оружие.

Альфред. Мне не нужно, Губбо, твоей свободы, я не отнимаю ее. На два слова. (Губбо тотчас останавливается. Обе стороны опускают копья.)

Альфред. Я готов заключить с тобою мир и пощадить остаток твоих товарищей с тем, чтобы ты теперь же немедля отправлялся за море, принес клятву, по обычаю своей религии, никогда не являться у берегов Англии. Оружие всё при вас остается. Всё, что ни имеете на себе, не будет тронуто.

Губбо. Клянусь моим Оденом, моею сбруею, моим вызубренным мечом, что никогда я и вся храбрая моя дружина не будем нападать на твои владения, а когда не выполню моей клятвы, да будем желты, как медь на латах наших! Да обратятся наши копья на нас же самих!

Альфред. Слышите вы все клятву? Губбо, ты свободен. Ступай! Твои ладьи ждут у берегов.

Губбо. Пойдем, товарищи. Нам не стыдно глядеть друг на друга. Мы бились храбро. Не сегодня -- завтра, не здесь -- в другом месте, нанесут наши ладьи гибель неприятелям, носящим золотое убранство...

«Альфред» — незаконченное драматическое произведение Гоголя, задуманное и частично набросанное им, повидимому, в 1835 году. При жизни Гоголя оно не было напечатано и дошло до нас только в единственном автографе, находящемся в Библиотеке им. В. И. Ленина в Москве (рукопись РМ₆). «Альфред» занимает там листы 10—13, заполненные с оборотом (лл. 11 и 13 об. не дописаны до конца, л. 13 заполнен текстом лишь наполовину).

Автограф — без заглавия; в нем есть поправки, вставки, зачеркнутые слова и фразы, пропуски букв в словах и слов в фразах, недописанные слова и т. д. Драма записана сплошным текстом, почти без абзацев и нередко без распределения сценической речи между отдельными действующими лицами. Пьеса писалась, безусловно, по тщательно продуманному плану, потому что уже в дошедшем до нас начале ее намечен круг основных действующих лиц, речи каждого персонажа индивидуализированы и заключают в себе ряд намеков, которые должны были развернуться в следующих актах пьесы. Авторская правка рукописи в процессе работы над пьесой только подтверждает наличие твердого плана: она имеет характер лишь стилистический и не меняет общего замысла и композиции вещи. Но записана драма очень неровно: начало первого действия, почти без помарок, написано неторопливым почерком и дает возможность предположить, что эта часть была раньше уже набросана вчерне; к концу рукопись приобретает все более черновой характер.

Сохранившиеся отрывки начала драмы были впервые напечатаны П. А. Кулишом в приложении к «Запискам о жизни Н. В. Гоголя» (СПб., 1856 г., т. II, стр. 281—304), под заглавием «Набросок начала безыменной трагедии из английской истории». В следующем году он же перепечатал ее в «Сочинениях и письмах Гоголя» (СПб., 1857 г., т. II, стр. 543—564), озаглавив: «Альфред. Начало трагедии из английской истории», откуда пьеса перепечатывалась механически вплоть до 1889 г. 1 Текст напечатан Кулишом с большими ошибками, искажениями собственных имен и названий и т. д. Очень значительные исправления в текст внес Н. С. Тихонравов, сверивший пьесу по автографу и напечатавший ее в V томе 10-го издания Сочинений Гоголя (М., 1889). По уже намеченной Кулишом канве Тихонравову легче было разобраться в рукописи Гоголя. Кроме того, им был найден один из источников драмы — книга Галлама «Европа в Средние века», из которой Гоголь в 1834 г. делал выписки под заглавием «Англия Англо-Саксонская», подготовляя материал к университетскому курсу истории средних веков. По этой книге Тихонравов сделал ряд поправок в чтении имен действующих лиц, юридических терминов, названий местностей и т. п.

В текст «Альфреда» нами внесен ряд исправлений, сравнительно с публикацией его Н. С. Тихонравовым. Отметим реплику Киссы (см. стр. 470, строки 3—8 снизу, «Сочинений Гоголя», изд. 10, т. V, М., 1889 г.), включенную Тихонравовым в основной текст. Эта реплика (л. 10 об. рукописи) представляет собой незаконченную, наполовину зачеркнутую фразу, не связанную с дальнейшим текстом драмы. Поэтому мы отнесли ее в варианты. Рядом с этой репликой, на соседней странице (л. 11 рукописи), Гоголем набросаны несколько фраз («А я расскажу — если мог...»). Возможно, что этот набросок должен был служить заменой вычеркнутого текста. У Кулиша и Тихонравова он был напечатан в основном тексте, вслед за вычеркнутой репликой Киссы. Мы помещаем эту вставку в сноске к основному тексту (стр. 179). Вместе с тем нами включены в основной текст три вставки, имеющиеся на полях автографа. Первая: «Ай что ты так теснишь» — записана наверху л. 10 рукописи, над началом драмы, непосредственно над словами «Действие 1». Мы ее ставим первой фразой, начинающей драму, следуя Кулишу и Тихонравову. Вторую: <морские брызги> «пронзали разгоревшиеся лица наши» (л. 12 рукописи) — мы ввели в основной текст, как последнюю редакцию, взамен фразы: «морские брызги нас пронзали. Капли сыпались на лицо наше». И третья: «Мои латы, которые окропил епископ два года назад, в первый раз пробиты <?>» (л. 13 рукописи) — внесена нами в текст речи Кедоваллы. Возглас Ринальда: «Оден! Готовь мне место в Валгале!» повторяется в рукописи дважды (на л. 13 обор.). Хотя первая запись и не зачеркнута Гоголем, но мы считаем, судя по дальнейшему тексту, что она заменена другой фразой («Нет, король — взгляд»), поэтому мы оставляем в основном тексте лишь вторую запись. Гораздо больше сомнений вызывает правильность разделения на отдельные реплики текста, написанного Гоголем без абзацев и распределения этих реплик между персонажами драмы. Во многих случаях мы допустили иные разделения текста на абзацы и иное распределение реплик, чем в издании Тихонравова.

Лишь в некоторых случаях мы отступаем от рукописи, исправляя явные описки Гоголя. Надо отметить колебания Гоголя в написании некоторых имен, которые он пишет по-разному: Игвар — Ингвар; Шпинг — Шпин; Нуббо (с латинским H), Уббо и Губбо (в большинстве случаев); Кедовла, Кедола и Кедовалла (в большинстве случаев); Руалд — Руальд и т. д.

Сохранившиеся черновики «Альфреда» Н. С. Тихонравов относил к октябрю 1835 г., связывая возникновение пьесы с университетскими лекциями Гоголя по всеобщей истории. Летом 1835 г. Гоголь очень интересовался некоторыми книгами по истории Англии и просил о спешной высылке их ему из Петербурга (см. письмо к Н. Я. Прокоповичу от 24 июля 1835 г.).

Личность короля уэссекского Альфреда (849—901), замечательнейшего из правителей англо-саксонской Британии, победителя вторгшихся туда скандинавских дружин (878), преобразователя и устроителя государства, законодателя, ученого и писателя, с давних пор привлекала в себе внимание художественной литературы английской, немецкой и французской. Однако Гоголю едва ли могли быть известны даже те из этих произведений (поэмы, романы и драмы), которые имелись в русском переводе или обсуждались в русской печати. 1

Главными источниками пьесы, давшими Гоголю материал для построения ее сюжета, для исторического и социально-бытового фона его драмы, явились несколько книг, проштудированных Гоголем для его университетских чтений. Это были книга английского историка Галлама «Европа в Средние века» (1818), известная ему во французском переводе 1821 г., и «История Англии» французского протестанта XVII в. Рапена де Туараса (Rapin de Thoyras), имевшаяся в старом русском издании.

века. Так, из книги Галлама Гоголь извлек и занес в свою записную книжку свидетельство о том, что у англо-саксов кёрли (свободные земледельцы) не были прикреплены к земле, которую они обрабатывали: в пьесе эта запись в несколько переработанном виде дала жалобу Кудреда на королевского тана (крупные землевладельцы, представители родовой аристократии) Этельбальда; в другом месте Гоголь воспользовался юридическим документом англо-саксонской эпохи, приведенным в книге Галлама, и включил его в свою пьесу, оживив диалогом.

Книга Рапена де Туараса снабдила Гоголя несколькими повествовательными эпизодами (так, из второй части «Истории Аглинской» Гоголь взял историю разграбления датчанами женского монастыря в Колдингаме, о котором в пьесе вспоминает один из англо-саксов) и рядом бытовых деталей; отсюда же Гоголь взял большую часть англо-саксонских и скандинавских имен, оставшихся у него в той, нередко ошибочной, транскрипции, какою пользовался русский переводчик XVIII века: например, Кедовалла (вместо правильного Кеодвалла — Ceodwalla) и др. Не зная англо-саксонского произношения, Гоголь в «Альфреде», вообще говоря, неправильно передал по-русски многие собственные имена и юридические термины, находясь иногда под влиянием французских источников: англо-саксонское слово кёрль (ceorl) Гоголь систематически пишет сеорл, термин hide, гайда, Гоголь передает через гидес, ошибаясь при этом и в значении слова, которое означает не земельную меру, а семейный надел.

«История завоевания Англии норманнами» («Histoire de la conquête de l’Angleterre par les normands», 1825) и, может быть, переводами скандинавских саг и песен скальдов, интерес к которым сильно возрос после статьи Сенковского о «Скандинавских сагах» (1834).

Так как в основу пьесы должны были быть положены исторические события, то мы можем, хотя и в общих чертах, предположить, как шло бы ее дальнейшее развитие в ненаписанных частях. Уже Н. Г. Чернышевский, на основании первой и весьма неточной публикации «Альфреда» П. А. Кулиша, догадывался о том, что «идея драмы была, как видно, изображение борьбы между невежеством и своеволием вельмож, угнетающих народ ... и Альфредом, распространителем просвещения и устроителем государственного порядка». 1 Действительно, продолжением второго недописанного акта пьесы, очевидно, должна была бы служить сцена нарастающего у англо-саксонского дворянства недовольства Альфредом и, может быть, сцена его нового поражения в битве с датчанами. О последующем приходится лишь догадываться. Исторические свидетельства и легенды об этом короле, много раз служившие основой для воссоздания его облика в художественной литературе, очевидно, могли также привлечь внимание Гоголя. По этим легендам, Альфред после своего поражения бежал сначала в пустынную местность, жил некоторое время среди простого народа, постепенно собрал дружину, которая грабила датчан и передавшихся им англо-саксонских аристократов, а затем, сосредоточив свои силы, одержал над скандинавами полную победу.

Несмотря на то, что пьеса Гоголя занимает обособленное место в его творчестве, как единственный опыт драмы на тему из всеобщей истории, в идейном смысле «Альфред» не выпадает из общей истории его творческой эволюции. Несомненно, что конец пьесы должен был служить прославлению короля, преодолевшего сопротивление вельмож и осуществляющего задуманные им широкие реформы.