Сперанский М.: Гоголь Н. В.(Энциклопедический словарь Русского библиографического института Гранат) - старая орфография

Гоголь, Николай Васильевичъ великiй русскiй писатель, одинъ изъ создателей русскаго художественнаго реализма, родился 20 марта1) 1809 г. въ местечке Сорочинцахъ (Полтавск. губ., миргородскаго у.) въ семье местныхъ малороссiйскихъ небогатыхъ дворянъ, владевшихъ селомъ Васильевкой, Василiя Афанасьевича и Марiи Ивановны Гоголь-Яновскихъ.

Принадлежность Н. В. къ малороссiйской народности и время рожденiя его оказали существенное влiянiе на его мiросозерцанiе и писательскую деятельность. Психологическiя особенности малорусской народности нашли въ немъ, хотя и писавшемъ свои произведенiя на литературномъ великорусскомъ (онъ же для того времени и общерусскiй) языке, свое яркое выраженiе особенно въ раннiй перiодъ его деятельности; оне отразились на содержанiи его раннихъ произведенiй перваго перiода и на своеобразномъ художественномъ стиле его речи, преимущественно того же перiода2). Время сложенiя мiросозерцанiя и писательской физiономiи Г. падаетъ на знаменательную эпоху возрожденiя малорусской литературы и народности (время вскоре после И. П. Котляревскаго); обстановка, созданная этимъ возрожденiемъ, оказала влiянiе и довольно сильное также на Г., какъ въ раннихъ его произведенiяхъ, такъ и позднее въ отдельныхъ взглядахъ въ зреломъ возрасте3).

провинцiи — съ другой. Возрождающаяся малорусская литература несетъ на себе ясно выраженный интересъ къ народности, культивируетъ живой народный языкъ, бережливо, любовно и въ то же время энергично изучаетъ, вводитъ въ литературный оборотъ народный бытъ, народно-поэтическую старину въ виде преданiй, песенъ, думъ, описанiй народныхъ обрядовъ и т. д. 4).

нихъ былъ Дм. Прок. Трощинскiй, бывшiй министръ юстицiи, типичный малороссъ по воззренiямъ, въ с. Кибинцахъ; здесь сосредоточена была большая библiотека, вмещавшая въ себе почти все, печатавшееся въ XVIII в. и нач. XIX-го по-русски и малорусски5); въ этомъ кружке действовалъ В. А. Г. -Яновскiй, отецъ писателя, самъ писатель въ области народной малорусской драмы („Простакъ“ и „Собака-вiвця“ ок. 1825 г.), мастерской разсказчикъ сценъ изъ народнаго быта, исполнитель на театре (у Трощинскаго же, имевшаго даже отдельное зданiе театра въ Кибинцахъ) драматич. народно-малорусскихъ пьесъ, наконецъ, близкiй родственникъ Д. П. Трощинскаго. Г. -сынъ, учась въ Нежине, постоянно пользуется этой связью, получая книги и новинки литературы изъ богатой Кибинецкой библiотеки.

Въ частномъ быту — въ семье — до начала школьнаго перiода Г. живетъ вместе съ родителями той деревенской народной жизнью некрупнаго помещика, которая мало чемъ въ общемъ отличается отъ крестьянской; даже обычнымъ разговорнымъ языкомъ въ семье остается языкъ малорусскiй; поэтому Г. въ раннемъ перiоде его жизни (а также и позднее) приходится учиться общерусскому языку, вырабатывать русскiй свой языкъ; раннiя письма Г., действительно, показываютъ наглядно этотъ процессъ постепеннаго обрусенiя языка Г., тогда еще крайне неправильнаго.

Десяти летъ Г. некоторое время учится въ Полтаве въ поветовомъ училище, где заведующимъ былъ самъ И. П. Котляревскiй, а въ мае 1821 г. поступаетъ во вновь открытую въ г. Нежине Гимназiю высшихъ наукъ кн. Безбородка (ныне Историко-Филологическiй Институтъ). Гимназiя эта (представлявшая соединенiе средней и отчасти высшей школы) открыта была по образцу техъ новыхъ учебныхъ заведенiй, которыя были основываемы въ „дней Александровыхъ счастливомъ начале“ (каковы Александровскiй (Пушкинскiй) лицей, лицей Демидовскiй и др.). Но при одинаковости целей и программъ Нежинская гимназiя стояла ниже столичныхъ и по составу преподавателей, и по ходу учебнаго дела, такъ что Г., пробывшiй въ ней до iюня 1828 г., много въ смысле общаго развитiя и развитiя научнаго вынести не могъ (въ чемъ онъ и самъ сознавался); но зато темъ сильнее действовали на него влiянiя среды и веянiя, хотя и съ опозданiемъ, доходившiя изъ культурныхъ центровъ Россiи въ стены заведенiя6). Эти веянiя литературнаго характера и влiянiя среды и семьи въ достаточной степени уясняютъ отдельныя черты писательской деятельности и духовнаго облика будущаго великаго писателя, находя себе впоследствiи отраженiе въ произведенiяхъ писателя, въ отдельныхъ моментахъ его настроенiя зрелаго возраста: въ большинстве случаевъ зачатки ихъ могутъ быть намечены уже въ „нежинскомъ“ перiоде его жизни. Эти черты приблизительно таковы: большая наблюдательность (засвидетельствованная бiографами и современниками - товарищами), интересъ къ народному быту и исторiи Малороссiи, хотя и не строго научный, а скорее поэтико-этнографическiй7), литературныя наклонности, обнаруженные еще въ Нежине8), драматич. талантъ и интересъ къ сцене (видное участiе въ школьныхъ спектакляхъ), м. б. наклонности бытового сатирика (недошедшая пьеса школьной поры: „Нечто о Нежине, или дуракамъ законъ не писанъ“), искренняя религiозность9), привязанность къ семье, наконецъ, чисто-художественныя наклонности (еще въ школе Г. занимается съ увлеченiемъ и не безъ успеха, судя по сохранившимся рисункамъ, живописью и рисованiемъ).

на ту цельность мiровоззренiя и ту внутреннюю борьбу, которую пережилъ онъ впоследствiи; причины этого не только въ томъ, что это — начальная пора развитiя таланта, а также въ скудости точныхъ сведенiй современниковъ и товарищей, естественно еще не угадавшихъ въ Г. генiальнаго писателя. Въ результате школьнаго перiода (1828) — слабый научный запасъ знанiй, недостаточное развитiе литературное, но въ то же время уже значительный запасъ наблюденiй, стремленiе (пока безсознательное) къ литературе и народности, неясное сознанiе своихъ силъ и своего предназначенiя (цель жизни для Г. этого времени — принести пользу отечеству, уверенность въ томъ, что онъ долженъ совершить что-то необычное, не рядовое; но въ конкретной форме это — „служба“ въ бюрократич. смысле), рядомъ съ наблюдательностью, чувствомъ жизни — отсталость въ смысле усвоенiя веянiй романтическаго характера („Гансъ Кюхельгартенъ“ 1827), слабо уравновешиваемыхъ влiянiемъ более прогрессивнаго направленiя литературы (Жуковскiй, Языковъ, Пушкинъ — предметъ чтенiя и увлеченiя Г. въ школе).

Съ такимъ смутнымъ настроенiемъ Г. попадаетъ въ Петербургъ, где стремится „осуществить свое назначенiе“ (конецъ 1828 г.), и прежде всего путемъ службы, къ которой на деле онъ менее всего способенъ и которая менее всего могла удовлетворить не только романтика, но и поэта-реалиста въ народномъ вкусе.

„Петербургскiй“ перiодъ Г. — перiодъ исканiя и обретенiя своего назначенiя (къ концу перiода), но въ то же время перiодъ его самообразованiя и дальнейшей выработки задатковъ юности, перiодъ великихъ (правда еще туманныхъ) не сбывшихся и несбыточныхъ надеждъ и горькихъ разочарованiй со стороны жизни; но въ то же время это — перiодъ выхода на настоящiй путь писателя съ большимъ общественнымъ значенiемъ. Этотъ перiодъ (дек. 1828 — iюнь 1836) былъ самымъ, пожалуй, продуктивнымъ въ писательстве Г. и важнымъ въ развитiи его мiропониманiя. Исканiе „жизненнаго дела“, рисующагося пока еще въ виде службы, борьба съ матерiальной нуждой идутъ въ перемежку, переплетаясь съ широкими литературными замыслами, осуществлявшимися частью теперь же, частью осуществленными лишь позднее, съ упроченiемъ положенiя писателя въ обществе и литературныхъ кругахъ, съ продолженiемъ самообразованiя. Такъ, Г. пробуетъ, но неудачно, устроиться артистомъ въ театре, очевидно, желая использовать свою любовь къ сцене и свои недюжинныя драматическiя способности; определяется чиновникомъ въ департаментъ, но также неудачно, скоро убедившись, что „служба“ не даетъ ему ни удовлетворенiя ни обезпеченiя; пытается использовать свой литературный опытъ въ нежинскомъ направленiи; но „Ганса Кюхельгартена“, первый печатный трудъ (1829), приходится уничтожить, какъ совершенно устаревшiй для современной литературы. Делаются въ теченiе этого времени и другiя попытки утилизировать запасъ знанiй, прiобретенныхъ въ Нежине: попытка поступить въ Академiю Художествъ, посещенiе классовъ рисованiя показали ему, правда, его способности художника-рисовальщика, но въ другой области: художникъ слова, ценитель художественнаго образа сказался въ Г. въ литературе, а не въ живописи. Неудачная профессура въ Петербурге (1835) окончательно заставила Г. признать все попытки определиться иначе, нежели указывалъ ему талантъ литературный, неудачными. Между темъ, то, что было въ старинномъ провинцiальномъ укладе жизни здороваго, жизненнаго, и что заложено было въ самой натуре Г., неудержимо толкаетъ его на истинный путь, путь писателя.

Въ этомъ направленiи Г., несмотря на насилованiе себя, желанiе убедить себя въ иномъ предназначенiи, прогрессируетъ быстро и упорно. Начало этого литературнаго поприща, пока лишь въ виде плановъ, которые, какъ хотелъ убедить себя Г., дадутъ ему лишь матерiальное обезпеченiе, можно заметить уже въ 1829 г., вскоре по прiезде въ Спб.: мотивируя темъ, что „все малороссiйское здесь всехъ такъ занимаетъ“, Г. проситъ усердно малороссiйскихъ бытовыхъ и поэтическихъ народныхъ матерiаловъ у матери и родныхъ; на деле же онъ хочетъ не утилизировать ихъ, какъ пьесы отца, со стороны денежной, а уже живетъ въ поэтическихъ думахъ, отлившихся въ его „Вечерахъ“, которые вскоре и появляются: для „Вечеровъ“ нуженъ былъ ему этотъ матерiалъ. Г., так. обр., обращается къ народности, художественно-реальному изображенiю родной страны, освещая все это яркимъ лучемъ своего юмора и романтизма, но уже не мечтательнаго, а здороваго, народнаго.

его правильно развивать свое литературное образованiе путемъ чтенiя, которымъ руководитъ онъ самъ; Жуковскiй, Плетневъ не только поддерживаютъ его своими связями, доставляя заработокъ, но и вводятъ Г. въ верхи тогдашняго литературнаго движенiя, его вкусы (напр., въ кружокъ А. О. Россетъ, впоследствiи Смирновой, которой суждено было сыграть такую видную роль въ жизни Г.). Г. и здесь, все больше втягиваясь въ занятiя литературой, пополняетъ свои недочеты провинцiальной школы, провинцiальной литературной образованности.

Результаты этихъ воздействiй сказываются быстро: талантъ Г. пробилъ себе дорогу въ противоречивой душе самого его носителя: 1829—30 годы — годы оживленной литературной работы, работы домашней, внутренней, мало еще заметной постороннимъ и обществу. Упорный трудъ надъ самообразованiемъ, горячая любовь къ искусству становятся для Г. высокимъ и строгимъ нравственнымъ долгомъ, который онъ желаетъ свято исполнить, благоговейно, бережно относясь къ делу, медленно, но доводя до „перла созданiя“, вырабатывая и перерабатывая матерiалъ и первые наброски своихъ произведенiй — черта характерная для Г. и его писательской манеры и во все остальное время.

После несколькихъ отрывковъ и начальныхъ редакцiй повестей въ Отеч. зап. (Свиньина), въ Литер. газете (Дельвига), Г. выпускаетъ свои „Вечера на хуторе“ (1831—32). „Вечера“ ясно определяли и для самого Г. его будущее назначенiе — писателя. Еще яснее роль Г. стала для общества (ср. отзывъ о „Вечерахъ“ Пушкина), но понята она была не съ той стороны, съ какой виденъ сталъ Г. вскоре: въ „Вечерахъ“ увидали невиданныя доселе картины малорусской жизни, блещущiя народностью, веселостью, тонкимъ юморомъ, поэтич. настроенiемъ, и только. За „Вечерами“ идутъ „Арабески“ (1835 г., куда вошли статьи, напечатанныя въ 1830—34 гг. и написанныя за это время). Слава Г., какъ писателя, установилась съ этихъ поръ прочно: общество почуяло въ немъ великую силу, которой суждено произвести переворотъ, открыть собою новую эру нашей литературы.

„великое его поприще“, о которомъ онъ еще съ нежинскихъ временъ не перестаетъ мечтать до сихъ поръ. Объ этомъ можно заключить по тому, что уже въ 1832 г. Г. начинаетъ въ душе новый шагъ впередъ: онъ не доволенъ „Вечерами“, не считая ихъ настоящимъ выраженiемъ своего настроенiя, и уже задумываетъ (1832) „Владимiра 3-й степени“ (изъ него позднее вышли: „Тяжба“, „Лакейская“, „Утро делового человека“), „Жениховъ“ (1833, позднее — „Женитьба“), „Ревизора“ (1834); рядомъ съ ними идутъ его такъ называемыя „петербургскiя“ повести („Старосветскiе помещики“ (1832), „Невскiй проспектъ“ (1834), „Тарасъ Бульба“ (1-я ред. — 1834), „Записки сумасшедшаго“ (1834), начало „Шинели“ и др. повести, вошедшiя въ Миргородъ, напечат. въ 1835 г.). Въ этомъ же 1835 г. начаты „Мертвыя души“, написаны „Коляска“ и „Портретъ“ (1-я редакцiя). Перiодъ этотъ завершился въ апреле 1836 г. изданiемъ и постановкой „Ревизора“: „Ревизоръ“ окончательно раскрылъ глаза обществу на Г. и ему самому на самого себя и сталъ гранью въ самомъ творчестве и жизни Г.

безпокойнаго исканiя „настоящаго“ дела въ начале петербургскаго перiода, поездку въ 1832 г. на родину, такъ имъ любимую и поэтически увековеченную въ „Вечерахъ“.

Однако, на этотъ разъ рядомъ съ светлыми воспоминанiями детства, съ уютомъ домашняго семейнаго круга родина наградила писателя и тяжелыми разочарованiями: домашнiя дела шли плохо, романтическая восторженность Г. -юноши стерта петербургской жизнью, за ласкающей прелестью природы и малорусской бытовой обстановки Г. уже почувствовалъ печаль, тоску и даже трагическую основу; не даромъ, вернувшись въ Петербургъ, онъ сталъ открещиваться отъ „Вечеровъ“ и определенiя по нимъ въ обществе его настроенiя: Г. возмужалъ, вступилъ въ зрелый перiодъ жизни и творчества. Поездка эта имела и другое значенiе: путь въ Васильевку лежалъ черезъ Москву, где Г. впервые вошелъ въ кругъ московской интеллигенцiи, завязавъ сношенiя со своими земляками, жившими въ Москве (М. А. Максимовичъ, М. С. Щепкинъ), и съ людьми, ставшими вскоре и на всю жизнь его друзьями; эти московскiе друзья не остались безъ влiянiя на Г. въ последнiй перiодъ его жизни въ силу того, что оказались точки соприкосновенiя между настроенiемъ писателя и ними на почве религiозныхъ, патрiотическихъ и этическихъ идей (Погодинъ, Аксаковы, м. б. Шевыревъ).

Летомъ 1836 г. Г. поехалъ въ первую продолжительную поездку за границу, где пробылъ до октября 1841 г. Поводомъ къ поездке было болезненное состоянiе писателя, отъ природы не крепкаго (известiя объ его болезненности идутъ со времени поступленiя его въ нежинскую гимназiю), сверхъ того сильно расшатавшаго свои нервы въ той житейской и душевной борьбе, которая вывела его на настоящiй путь; съ другой стороны, за границу влекла его потребность дать себе отчетъ въ своихъ силахъ, въ томъ впечатленiи, которое произвелъ на общество „Ревизоръ“, вызвавшiй бурю негодованiя и всколыхнувшiй противъ писателя всю бюрократическую и чиновную Россiю, но давшiй, съ другой стороны, Г. еще новый кругъ почитателей въ передовой части русскаго общества. Наконецъ, поездка необходима была для продолженiя того „жизненнаго дела“, которое начато было въ Петербурге, но которое требовало, по словамъ самого Г., взгляда на русскую жизнь извне — „изъ прекраснаго далека“; иначе — для продолженiя „Мертвыхъ душъ“ и новыхъ, более соответствовавшихъ настроенiю обновленнаго духомъ писателя обработокъ и переработокъ начатаго. И, действительно: Г., съ одной стороны, представлялъ себя совершенно какъ будто раздавленнымъ впечатленiемъ, которымъ завершилось появленiе „Ревизора“, обвинялъ себя въ роковой ошибке, взявшись за сатиру, съ другой, энергично продолжаетъ развивать свои мысли о великомъ значенiи театра, художественной правды, продолжаетъ перерабатывать „Ревизора“, пишетъ „Театральный разъездъ“ и упорно работаетъ надъ „Мертвыми душами“, печатаетъ кое-что изъ прежнихъ набросковъ (Утро делового человека, 1836), перерабатываетъ „Портретъ“ (1837—8), „Тараса Бульбу“ (1838—39), кончаетъ „Шинель“ (1841). Все это показываетъ, что и после 1836 г. мы не можемъ говорить о какомъ-либо переломе въ настроенiи и творчестве Г. (какъ предполагали прежнiе бiографы), а лишь о дальнейшемъ развитiи того и другого: внешнiя обстоятельства и внутреннiя переживанiя того, что заложено было въ немъ еще съ детства, были причиной того, что къ концу жизни настроенiе и творчество Г. направились въ ту сторону, которая ярко характеризуетъ его уже въ последнiй перiодъ жизни (1847—1852), въ сторону этики и религiи: это не былъ отказъ отъ прежняго мiросозерцанiя, а развитiе того же мiросозерцанiя въ направленiи, намечавшемся уже ранее.

Во время перваго путешествiя Г. жилъ въ Германiи, Швейцарiи, въ Париже (съ своимъ школьнымъ товарищемъ и другомъ А. Данилевскимъ), где частью лечится, частью проводитъ время среди русскихъ кружковъ; въ марте 1837 г. онъ попадаетъ въ Римъ, къ которому искренно привязывается, очарованный итальянской природой, памятниками искусства, остается здесь надолго и въ то же время работаетъ усиленно, главнымъ образомъ, надъ „Мертвыми душами“, заканчиваетъ „Шинель“, пишетъ повесть „Аннунцiата“ (позднее — „Римъ“). Въ 1839 г. осенью прiезжаетъ онъ по семейнымъ деламъ въ Россiю, но вскоре возвращается въ Римъ, где въ 1841 г. летомъ и кончаетъ 1-й т. „Мертвыхъ душъ“. Осенью онъ посылаетъ его въ печать въ Россiю: книга, после целаго ряда затрудненiй (московская цензура ее не пропускала, петербургская сильно колебалась, но, благодаря содействiю влiятельныхъ лицъ, книга была наконецъ пропущена), вышла въ Москве въ 1842 г. Около „М. д.“ поднялся литературный шумъ критики pro и contra, какъ и при появленiи „Ревизора“; но Г. уже иначе реагировалъ на этотъ шумъ: онъ успелъ ко времени окончанiя „М. д.“ сделать дальнейшiй шагъ въ направленiи учительства и этическо-религiознаго мышленiя; ему уже предносилась 2-я часть, которая должна была выражать уже иное его пониманiе жизни и задачъ писателя.

„переломъ“ духовнаго настроенiя, которымъ отмеченъ конецъ его жизни. Живя то въ Риме, то въ Германiи или Францiи, онъ вращается среди людей, более или менее подходившихъ къ нему по настроенiю (Жуковскiй, А. О. Смирнова, Вiельгорскiе, Толстые); постоянно страдая телесно, Г. все сильнее и сильнее развивается въ направленiи пiэтизма, зачатки котораго были у него уже въ детстве и молодости; мысли его объ искусстве, нравственности все больше и больше окрашиваются религiозностью, притомъ определеннаго тона христiанско-православнаго, и „М. д.“ являются последнимъ художественнымъ произведенiемъ Г. въ прежнемъ направленiи. Въ это время онъ готовитъ собранiе своихъ сочиненiй (вышло 1842 г.), продолжаетъ перерабатывать, внося въ нихъ новыя уже черты тогдашняго настроенiя, прежнiя свои работы: Тараса Бульбу, Женитьбу, Игроковъ, и др., пишетъ „Театральный разъездъ“, известное „Предъуведомленiе“ къ „Ревизору“, где старается дать то толкованiе своей комедiи, которое подсказывалось настоящимъ настроенiемъ; работаетъ надъ вторымъ томомъ „М. д.“. Но те же вопросы — творчества, таланта, задачи писателя — продолжаютъ его занимать, но теперь решаются уже иначе: высокое представленiе о таланте, какъ даре Божiемъ, въ частности о своемъ таланте, налагаетъ и въ частности на него, Г., высокiя обязанности; и обязанности эти рисуются ему въ какомъ-то провиденцiальномъ смысле: для того, чтобы обличая исправлять человеческiе пороки, широко смотреть на жизнь (а это его обязанность, какъ писателя, одареннаго Богомъ; въ этомъ смыслъ его „посланничества“), надо стремиться самому писателю къ внутреннему совершенству; а это последнее доступно только при богомыслiи, углубленiи въ религiозное пониманiе жизни, христiанства, самого себя. Религiозная экзальтацiя все чаще и чаще навещаетъ его. Несомненно, что Г. становится въ своихъ глазахъ призваннымъ учителемъ жизни, въ глазахъ современниковъ и поклонниковъ однимъ изъ крупнейшихъ мiровыхъ этиковъ (ср. Толстого Л. Н.). Но для литературной и художественно-творческой работы это время особеннаго обостренiя мысли въ одномъ направленiи и самоанализа является порой сокращенiя, насильственнаго самоподчиненiя со стороны автора „Ревизора“ и „М. д.“ новому порядку идей, далеко отклонявшихъ его отъ прежняго пути. Это же новое одностороннее настроенiе заставляетъ Г. уже вторично изменить оценку своей прежней деятельности (первый разъ — передъ „Ревизоромъ“): онъ въ это время готовъ отвергнуть всякое значенiе всего, что написано имъ раньше, какъ недостойнаго, не ведущаго, какъ должно, къ той высокой цели совершенствованiя себя и людей, обращенiя къ богопознанiю, какъ недостойнаго его „посланничества“, какъ греховнаго; только что вышедшiй первый томъ „М. д.“ онъ, видимо, уже считаетъ, если не ошибкой, то во всякомъ случае лишь преддверiемъ къ „настоящей“, достойной работе — второму тому, который долженъ оправдать автора, искупить его грехъ — не согласное съ духомъ христiанина отношенiе къ ближнему въ виде сатиры, дать положительное наставленiе человеку, указать ему прямой путь къ совершенству.

Но такая задача, поставленная для второго тома, была уже не по силамъ, а главное, противоречила основному свойству Г. — прежде всего сатирика, умевшаго, какъ никто, подмечать всю пошлость въ жизни, ея противоречiе истинному идеалу человечества, давать ей художественное, реальное выраженiе въ своихъ творенiяхъ. Въ результате художественный талантъ насильственно повергался на службу тенденцiи, не свойственной ему; Г. его заставляетъ, но безуспешно, служить новому богу, но самъ ясно чувствуетъ невозможность такого подчиненiя, а все же делаетъ упрямыя усилiя къ этому. Душевная драма, осложняемая мучительнымъ нервнымъ недомоганiемъ, прогрессивно и быстро направляла писателя къ развязке: литературная производительность Г. слабеетъ; ему удается работать лишь въ промежутки между душевными муками и физическими, и работа эта идетъ уже по главному пути: дать обществу и знакомымъ то, что Г. считаетъ единственно не греховнымъ, полезнымъ, необходимымъ. Письма этого перiода — проповедь, поученiе, самобичеванiе съ редкими проблесками прежняго Г.; мысль противъ воли писателя работаетъ уже въ определенномъ направленiи.

Мало продуктивный перiодъ этотъ завершается двумя крупными катастрофами: въ 1845 г. (iюнь) Г. сжигаетъ второй томъ „М. д.“, убедившись, повидимому, въ безсилiи своемъ заставить художника, сатирика-реалиста служить человеку такъ, какъ того желалъ Г. -учитель жизни, проповедникъ богомыслiя; самъ Г. „приносилъ, сжигая свой трудъ, жертву Богу“, надеялся дать новую книгу „М. д.“ уже съ содержанiемъ, просветленнымъ и очищеннымъ отъ всего греховнаго: она, по убежденiю Г., „устремитъ все общество къ прекрасному“ уже прямымъ и правымъ путемъ. Г. горитъ желанiемъ поскорее дать обществу то, что ему представляется самымъ важнымъ для жизни; а это важное было имъ высказываемо, по его мненiю, не въ художественныхъ произведенiяхъ, а въ письмахъ этого времени къ друзьямъ, знакомымъ и роднымъ. Решенiе собрать, систематизировать свои мысли изъ писемъ привело его (1846) къ изданiю „Выбранныхъ местъ изъ переписки съ друзьями“. Это была вторая катастрофа для писателя. До этого имъ написаны (1845) только „Размышленiя о бож. литургiи“ и несколько мелочей. Изданныя въ 1847 г. „Выбранныя места“ поразили не только читателей, знавшихъ Г., только какъ автора художественныхъ произведенiй, но даже людей, близкихъ и родственныхъ ему по духу. Истолкователь истиннаго литературно-общественнаго значенiя прежняго Г., В. Г. Белинскiй разразился своимъ знаменитымъ письмомъ10) въ ответъ на обидчивое письмо Г., задетаго отрицательнымъ отзывомъ Б-аго о книге (Современникъ, 1847 г., № 2). На людей близкихъ, сочувственно относившихся къ „новому“ направленiю Г., и на техъ произвела книга гнетущее впечатленiе своимъ тономъ пророчества, властнаго учительства, проповедью смиренiя, которое казалось, однако, у самого Г. „паче гордости“, отрицательнымъ отношенiемъ къ своей прежней деятельности, въ которой уже современники видели одно изъ важнейшихъ явленiй русской литературы; людей не ретрограднаго образа мыслей, умеренныхъ, поразило мучительно одобренiе техъ общественныхъ порядковъ, несостоятельность и тяжесть коихъ всеми чувствовалась; въ более прогрессивныхъ кругахъ увидали въ „Выбр. местахъ“ отказъ Г. отъ своего прежняго воззренiя на свои задачи, задачи писателя-гражданина. Все безъ различiя увидали, что Г. была сделана крупная ошибка: книгу все осудили. Г. самъ, повидимому, если и не вполне ясно, сознавалъ то, что сделалъ, онъ убедился въ ошибке, пробовалъ оправдывать свой поступокъ, объясняя свою неудачу темъ, что онъ не былъ понятъ и т. д. Въ его письмахъ после 1847 г. тонъ сталъ умереннее: онъ уже осторожнее „пророчествуетъ“, меньше „учитъ“. Но въ общемъ его настроенiе, религiозно-этическое, остается темъ же, становясь къ тому же еще мучительнее: еще более самоанализъ вноситъ сомненiя въ силахъ своихъ у писателя; потребность сохранить, поддержать свою веру, которая, кажется ему, недостаточно глубока, недостаточно искрення, все более овладеваетъ измученнымъ и физически и душевно Г.; работа надъ 2-мъ т. „М. д.“ идетъ еще хуже: кроме того, что Г., писатель-художникъ, отвергалъ Г., моралиста и пiэтиста, сознанiе своего безсилiя еще более угнетаетъ его. Онъ уже ничего почти дать не можетъ. Онъ стремится успокоить свою душу въ религiозномъ подвиге и въ 1848 г. изъ Неаполя едетъ въ Іерусалимъ, надеясь тамъ, у источника христiанства, почерпнуть новый запасъ веры и бодрости... но напрасно. Не успокоенный, хотя и желавшiй уверить другихъ, и прежде всего себя, въ томъ, что цель поездки достигнута, черезъ Одессу Г. возвращается въ Россiю, чтобы больше изъ нея не отлучаться навеки. Съ осени 1851 г. онъ поселяется въ Москве у А. П. Толстого, своего прiятеля, разделявшаго его пiэтистическiя воззренiя, пробуетъ опять работать надъ 2-мъ т. „М. д.“, даже читаетъ его отрывки у друзей (напр., у Аксаковыхъ); но мучительный разладъ между художникомъ и пiэтистомъ не оставляетъ Г.: онъ постоянно переделываетъ свое писанiе и не находитъ удовлетворенiя. Религiозная мысль, усиленная еще влiянiемъ о. Матвея Константиновскаго, суроваго, прямолинейнаго, но богословски не образованнаго ржевскаго священника-аскета, колеблется еще больше, сомненiя гнетутъ писателя; душевная ясность, определенность настроенiя все чаще нарушается. Въ одинъ изъ такихъ припадковъ душевной муки Г. ночью сжигаетъ свои бумаги; на утро спохватывается, но все же объясняетъ этотъ поступокъ ухищренiями злого духа, отъ котораго онъ не можетъ избавиться даже усиленнымъ религiознымъ подвигомъ и мыслью о Боге. Это было въ начале января 1852 г., а 21 февраля Г. уже не стало.

Внимательное изученiе деятельности и жизни Г., выразившееся въ обширной литературе, посвященной писателю, показало все великое значенiе этой деятельности для русской литературы и общества: влiянiе Г. и созданныхъ имъ направленiй русской литературной и общественной мысли не могутъ считаться закончеными до сихъ поръ, несмотря на видимыя измененiя, совершившiяся въ нашей литературе и жизни за 2-ую половину XIX и начало XX века. После Г. русская литература окончательно порываетъ связь съ „подражательностью“, кончаетъ свой „учебный“ перiодъ (еще Пушкинъ въ начале своей деятельности платитъ дань „подражанiю“), наступаетъ вермя полнаго ея расцвета, полной ея самостоятельности, общественнаго и народнаго самосознанiя; она получаетъ значенiе международное, мiровое. Этимъ всемъ современная литература обязана темъ основамъ ея развитiя, которыя выработаны были къ половине XIX ст.; таковыми являются: народное самосознанiе, художественный реализмъ и сознанiе своей неразрывной связи съ жизнью общества. Если выработка этихъ основъ въ сознанiи общества и литературы совершена трудами и талантами писателей 1-ой половины века — Пушкина, Грибоедова, Кольцова, Лермонтова, Белинскаго и др., то Гоголю въ ряду этихъ писателей принадлежитъ одно изъ самыхъ видныхъ местъ: не даромъ Белинскiй еще при жизни Г. придавалъ его деятельности великое значенiе, а Чернышевскiй целый перiодъ литературы (50-ые годы) въ своихъ „Очеркахъ“ назвалъ Гоголевскимъ. Последующая эпоха — 40-ые и 60-ые годы — съ именами Тургенева, Гончарова, Л. Толстого и Достоевскаго и мн. др., тесно связана съ задачами, поставленными литературе Гоголемъ: они все или непосредственные последователи (напр., Достоевскiй — въ „Бедныхъ людяхъ“), или идейные продолжатели Гоголя (каковъ Тургеневъ, напр., въ „Зап. охотника“): художественный реализмъ, этическiя стремленiя писателя, взглядъ на писателя, какъ общественнаго деятеля, необходимость народности, психологическiй анализъ жизненныхъ явленiй, широта этого анализа — все, чемъ сильна русская литература последующаго времени, все это дано уже у Гоголя, имъ, если не везде окончательно, то намечено настолько определенно, что преемникамъ его оставалось только идти дальше въ ширь и въ глубь. Такъ, Г. до сихъ поръ является крупнейшимъ представителемъ реализма, при томъ художественнаго реализма, въ нашей литературе: онъ точно и тонко наблюдалъ жизнь, улавливая ея типичныя черты, воплощалъ ихъ въ художественные образы, глубоко психологическiе, правдивые; даже въ своемъ гиперболизме11) онъ безукоризненно психологически правдивъ. Образы, созданные Г., поражаютъ своей необыкновенной вдумчивостью, оригинальностью интуицiй, глубиной созерцанiя: это — черты писателя не только талантливаго, но и генiальнаго. Душевная глубина Г. нашла себе выраженiе и въ свойствахъ его таланта: это — „незримыя мiру слезы сквозь видимый ему смехъ“ — въ сатире и юморе Г. Племенныя особенности Г. (его связь съ малорусской исторiей, культурой), внесенныя имъ въ русскую литературу, оказали громадную услугу последней, ускоривъ и закрепивъ начавшее въ русской литературе пробуждаться нацiональное самосознанiе. Начало этого пробужденiя, очень нерешительное, безсознательное, относится ко 2-й половине XVIII в., видно въ деятельности русской сатирической литературы XVIII в., въ деятельности Н. И. Новикова и др.; нашло себе сильный толчекъ въ событiяхъ начала XIX в. (Отеч. война), получило дальнейшее развитiе въ деятельности Пушкина и его школы; но завершилось это пробужденiе только въ Гоголе, тесно слившемъ идею художественнаго реализма и идею народности и придавшемъ ей широту полнаго выраженiя жизни въ литературе. Г. именно и далъ средства и указанiя въ своихъ произведенiяхъ для того широкаго и истиннаго пониманiя народности, которымъ сильна и жива литература до сихъ поръ. Великое значенiе деятельности Г., въ общественномъ смысле, заключается въ томъ, что онъ, при томъ генiально, направилъ свое творчество не на отвлеченныя темы искусства, не на одинъ спокойный, какъ бы безстрастный эпосъ (ср. А. С. Пушкина), но именно на прямую житейскую, обыденную действительность и вложилъ въ свой трудъ всю страсть исканiя правды, любви къ человеку, защиты его правъ и достоинства, обличенiя всякаго нравственнаго зла, которымъ полна наша жизнь. Онъ сталъ поэтомъ действительности, произведенiя котораго сразу получили высокое соцiальное значенiе. Гоголь, какъ писатель-моралистъ, является прямымъ предшественникомъ Л. Толстого. Интересъ къ изображенiю внутреннихъ движенiй личной жизни и къ изображенiю явленiй общественныхъ именно подъ этимъ угломъ зренiя — осужденiя общественной неправды, исканiя нравственнаго идеала — это дано нашей последующей литературе Г., а въ художественной области восходить именно къ нему. Общественная сатира (напр., Салтыкова), „обличительная литература“ 60—70 гг. безъ Г. были бы не мыслимы. Все это свидетельствуетъ о томъ нравственномъ влiянiи, которое имеетъ Г. на последующую русскую литературу. И это внесено было въ нашу литературу въ самый тяжелый перiодъ нашей общественной жизни, въ 30-хъ и 40-хъ годахъ XIX века. Въ этомъ великая гражданская заслуга Г. передъ обществомъ. Это значенiе Г. почувствовали и ближайшiе уже современники его (ср. эпизодъ 1852 г. съ Тургеневымъ по поводу его некролога Г., цензурныя мытарства посмертнаго изданiя сочиненiй Г.); это же ясно дало себя чувствовать въ последнiе два юбилея Г. (1902 г. и 1909 г.). Наконецъ, въ созданiи мiрового положенiя русск. литературы Г. занялъ видное место: съ него и черезъ него (раньше Тургенева) стала западная литература знать, считаться и интересоваться серьезно нашей литературой; Г. „открылъ“ Западу русскую литературу.

.

Изъ литературы о Н. В. Гоголе.

Высокiй интересъ, представляемый для русской литературы личностью и трудами Г., начавшiйся въ 1829 г. (съ рецензiи на „Ганса Кюхельгартена“) и продолжающiйся до сихъ поръ, создалъ около его имени и произведенiй обширную литературу, которая вместе съ окончанiемъ въ 1902 г. правъ собственности наследниковъ на сочиненiя Г., а также особенно подъ влiянiемъ недавнихь юбилеевъ (1902 и 1909 г.) разрослась до весьма значительныхъ размеровъ, такъ что обзоры того, что касается жизни и деятельности Г., его значенiя въ литературе, выделены уже въ отдельныя . Изъ наиболее полныхъ и обстоятельныхъ обзоровъ такого рода следуетъ назвать: 1) , „Памяти Г. Матерiалы для библiографiи литературы о немъ“ (Известiя истор. -филол. института кн. Безбородка въ Нежине, т. VII, 1882), обнимаютъ 1829—1881 г.; 2) , „Библiографич. указатель литер. о Н. В. Г. 1829—1882“ (1883; приложенiе къ „Русской Мысли“); 3) П. А. Заболотскiй„Н. В. Гоголь въ русской литературе“ (1902; въ Нежинскомъ Гоголевскомъ сборнике), доведено до 1900 года; 4) , „Источники словаря русскихъ писателей“, I (1900); 5) С. Бертенсонъ, „Библiографич. указатель литерат. о Г. за 1900—1909 г.“, продолженiе П. А. Заболотскаго (Изв. отд. рус. яз. и сл. И. А. Н., XIV (1910), 4, стр. 240 и. сл.). Изъ частныхъ указателей: 1) , „Указатель къ письмамъ Г.“ по изд. П. Кулиша (изд. 2-е 1888); 2) В. В. Каллашъ, „Жуковско-Гоголевская юбилейная литература“ (1902; изъ „Русской Мысли“); 3) „Указатель иллюстрацiй къ сочин. Н. В. Г.“ („Литер. Вестн.“ III, 1902); также см. 4) „Гоголевскiй сборникъ Нежинск. инстит.“ (1902): катал. выставки. Изображенiя Г. и иллюстрацiи къ его бiографiи: 1) , „Портреты Н. В. Г.“ — въ Нежинскомъ Гоголевскомъ сборн. (1902); 2) Портреты Г-я, собр. и издан. подъ наблюденiемъ О. Люб. Рос. Слов. (альбомъ и вводная статья М. Сперанскаго. М. 1909); 3) „На родине Гоголя“ (Полтава 1902 — изд. Хмелевскаго — большой альбомъ видовъ местностей и предметовъ, имеющихъ отнош. къ Г.). Г. на иностр. языки (кроме отмеченнаго въ общихъ указателяхъ): 1) , „Г. въ славянскихъ переводахъ“ (Изв. отд. рус. яз. и слав. И. А. Н., XVI, (1911), 2); 2) Э. Э. Лямбекъ„Гоголь у немцевъ“ („Лит. Вестн. III, 1902).

. Г. До 1902 г. право изданiя принадлежало наследникамъ Г. и отъ нихъ отдельнымъ издателямъ, после этого года стало общественнымъ достоянiемъ; поэтому, въ связи главн. обр. съ юбилеями (1902 и 1909 г.), появилась и появляется масса изданiй, какъ собранiй (полныхъ и выборокъ), такъ и отдельныхъ произведенiй Г. Собранiя сочиненiй: 1) „Соч. Николая Гоголя“, Спб. 1842 г. 4 т. — единственное собранiе соч., сделанное самимъ Г.; сюда не вошли „Мертвыя души“, вышедшiя въ Москве въ томъ же 1842 г. 2) Второе изданiе Г. готовилъ въ 1851 г., но закончено оно было наследниками (Трушковскимъ) и издано П. А. Кулишомъ: „Сочиненiя и письма Н. В. Гоголя“, Спб. 1857, 6 томовъ, одно изъ самыхъ полныхъ и наиболее исправныхъ изданiй; здесь впервые появились письма Г. За этимъ изданiемъ вышло еще 7 изданiй до 1889 г. 3) Десятое изданiе, сделанное Марксомъ, подъ редакцiей Н. С. Тихонравова (первые 5 томовъ и половина 6-го) и В. И. Шенрока (остальное) — 7 томовъ (М. и Спб. 1889—1896) — единственное критическое, безусловно научное, классическое изданiе по рукописямъ автора съ привлеченiемъ обширнаго матерiала и комментарiемъ; лучшая часть изданiя — работа Н. С. Тихонравова. Но письма Г. въ него не вошли: они изданы отдельно темъ же Марксомъ подъ редакцiей В. И. Шенрока: „Письма Н. В. Гоголя“ — 4 т. (Спб. 1902), и заключаютъ въ себе все письма Г., найденныя до того времени; изданiе внимательное, но не безъ недосмотровъ, неизбежныхъ въ силу спецiальнаго характера Гоголевской переписки (рец. см. В. В. Каллаша, „Н. В. Г. и его письма“ въ „Рус. Мысли“ 1902, II, также: „Отчетъ о присужденiи премiй имени Д. А. Толстого И. А. Н.“ 1905.). Эти оба изд. являются исходнымъ пунктомъ для всехъ последующихъ, имеющихъ преимущественное назначенiе для широкой публики. Изъ этихъ последнихъ следуетъ назвать: 1) изд. 11-е соч. Г., редакцiя Н. С. Тихонравова (Спб. 1893) — установленный текстъ худож. произведенiй Г.; изданiе позднее не разъ повторялось Марксомъ подъ редакцiей В. И. Шенрока. 2) Сочиненiя и письма Г., изд. Тов. „Просвещенiе“, подъ ред. В. В. Каллаша въ 9 т.; изданiе не преследуетъ строго научныхъ целей, но въ основу положенъ научно выработанный текстъ Н. С. Тихонравова, введены наиболее крупныя переделки, интересныя для исторiи творчества Г., даны примечанiя (очень немногiя, но обстоятельныя объяснительныя статьи, напр. при IV и V т. — о „Мертвыхъ душахъ“). 3) Иллюстрированное полное собранiе сочиненiй Н. В. Г., въ 8 т. (1-й 1912 г.), ред. А. Е. Грузинскаго, вступ. статья Д. Н. Овсянико-Куликовскаго; на основе изд. Тихонравова (см. выше) съ дополненiями новыхъ матерiаловъ, изданныхъ после Тихонравова; по характеру — для широкой публики; иллюстрацiи — частью воспроизведенiя более раннихъ (см. указатель выше). 4) Полное собр. соч. Н. В. Г., изд. И. Д. Сытина (М. 1902), подъ ред. А. И. Кирпичникова; преим. лишь худож. произведенiя въ окончательныхъ редакцiяхъ; интересъ представляетъ предпосланный редакторомъ „Опытъ хронологич. канвы к бiографiи Гоголя“, составленный по образцу аналогичнаго труда Я. К. Грота о Пушкине.

и др., серiи б. ч. дешевыхъ изданiй отдельныхъ произведенiй Г. (каковы Маркса, Сытина, Панафидиной и др.).

Изданiя отдельныхъ произведенiй Г. содержатъ частью роскошныя изданiя — б. ч. иллюстрированныя (каковы: „Мертвыя Души“ съ рис. Далькевича, изд. Маркса, 1902; „Невскiй проспектъ“ — съ рисунками въ „модерномъ“ стиле, „Вечера на хуторе“ — изд. Деврiена и т. д.), затем, тексты и отрывки, не вошедшiе въ полныя собран., преимущ. изд. Тихонравова; таковы: 1) К. Н. Матвеевъ, „Вновь найденныя рукописи Гоголя“ („Истор. Вестн.“ 1902, II, со снимками; неизвестныя редакцiи известныхъ произведенiй); 2) „Гоголевскiе тексты“ („Памяти Жуковскаго и Гоголя“, изд. А. Н., III, 1910), — преимущ. черновыя редакцiи, отрывки; 3) Г. П. Георгiевскiй, „Песни, собранныя Н. В. Гоголемъ“ (тамъ же (Спб. 1908), II); 4) , „Ревизоръ. Первоначальный сценическiй текстъ“ (М. 1880).

и бiографич. матерiалъ: 1) (П. А. Кулишъ), „Опытъ бiографiи Н. В. Г.“ (Современникъ, 1854, т. XLIII, отд. II) — первая, но ценная попытка современника и знавшаго Г. лица, воспользовавшагося и личными воспоминанiями, и воспоминанiями родныхъ и письмами. 2) (), „Записки о жизни Н. В. Г., составленныя изъ воспоминанiй его друзей и знакомыхъ и изъ его собственныхъ писемъ“ (Спб. 1856), 2 т. — тоже, но значительно расширенный и переработанный трудъ. 3) В. И. Шенрокъ, „Матерiалы для бiографiи Г.“ (М. 1892—1897). 4 т. — самое крупное сочиненiе по бiографiи Г., стремившееся объединить все написанное и изданное о Г., внесшее новыя данныя, но по сложности не везде удачно выполненное (см. , „Сомненiя и противоречiя въ бiографiи Г.“ (Изв. отд. р. яз. и сл. И. А. Н. V (1900) 2, 4., VII (1902), 1); Ф. А. Витбергъ, „Н. В. Гоголь и его новый бiографъ“

); 4) А. И. Кирпичниковъ„Опытъ хронологич. канвы“ — см. выше; 5) В. П. Авенарiусъ„Ученическiе годы Г.“. Бiограф. трилогiя (Спб, 1899), 3 т. — популярная бiографiя, научнаго значенiя не имеетъ; 6) П. Заболотскiй„Опытъ обзора матерiаловъ для бiографiи Г. въ юношескую пору“, и В. Шенрокъ, „Замечанiя къ статье Заболотскаго“ (Изв. отд. рус. яз. и сл. И. А. Н. VIII (1902) 2). 7) „Н. В. Гоголь въ разсказахъ современниковъ“ (М. 1909), 8) Каллашъ В. В., „Н. В. Г. въ воспоминанiяхъ современниковъ и переписке“ (М. 1907. Историко-литерат. библiотека, I), 9) А. Т. Тарасенковъ„Последнiе дни жизни Гоголя. Записки современника“ (Спб. 1857 и М. 1902); 10) Н. Н. Баженовъ, „Болезнь и смерть Г.“ („Рус. Мысль“ 1902, II); 11) В. Чижъ„Болезнь Н. В. Г.“ (М. 1904).; 12) , „Семейная хроника Гоголей“ (Кiевъ. 1902 — Чтенiя въ Общ. Летоп. Нестора, XVI); 13) его же„Изъ семейной хроники Гоголей“ (мемуары О. В. Гоголь-Головни. Кiевъ 1909). Другiе матерiалы и статьи бiографич. характера см. въ указанныхъ выше библiогр. указателяхъ. Сюда же относится целый рядъ воспоминанiй о Г. (см. библiографiю Гоголевской литературы); особено ценны: 1) „Воспоминанiя о Г.“ — Лонгинова „Соврем.“ 1854, № 3); 2) П. В. Анненкова„Воспоминанiя и критич. статьи“ (Спб. 1877); 3) Въ труде Н. Барсукова, „Жизнь и труды М. П. Погодина“(1888—1902) рядъ матерiал. о Г. (см. указатель при 22-мъ томе); 4) „Исторiя моего знакомства съ Гоголемъ“ (Собр. соч. Аксакова); 5) Записки А. О. Смирновой („Сев. Вестн.“ и отд.). Много матерiала въ письмахъ къ Г., развеянныхъ по журналамъ и сборникамъ (см. указатели библiогр.).

Обзоры жизни и литерат. деятельн., о Г.: 1) Н. А. Котляревскiй, „Н. В. Г.“ (1829—1842) (Спб. 1903), выясняетъ глав. обр. связь, которая объединяетъ творчество Г. съ творчествомъ предшествовавшихъ и современныхъ ему писателей; 2) „Н. В. Г.“ (изд. „Вестника Воспитанiя“, М. 1903) — общая характеристика творчества, отчасти сравнительная съ Пушкинымъ; 3) его же, „Г.“ (Спб. 1907 изд. „Светоча“ — 2-е; перепеч. въ Собранiи соч., т. I, 1909) — тоже съ присоединенiемъ бiографiи, источниковъ и пособiй для изученiя Г. (очень кратко); 4) , „Г. въ его произведенiяхъ“ (М. 1909, изд. Сытина) — общiй очеркъ хуложественной деятельности Г. и критич. оценка главнейшихъ его произведенiй; 5) , „Г. — Творчество, жизнь и религiя“ (Спб. 1909, изд. „Пантеона“) — перепечатка более ранней работы „Г. и чортъ“. Изъ общихъ же трудовъ, касающихся Г., следуетъ отметить: 6) , „Характеристика литературныхъ мненiй“... (изд. 3-е, Спб. 1906), глава VIII и приложенiе (стр. I—XVI.); 7) его же„Ист. рус. словесности, IV (гл. 44). 8) , И., „Г. передъ судомъ обличительной литературы“ (Одесса 1861) — одна изъ первыхъ статей, направленыхъ противъ Г.; значенiя, кроме историческаго, не имеетъ; 9) П. А. Матвљевъ, „Н. В. Г. и его переписка съ друзьями“ (Спб. 1894) — довольно строгiй разборъ творчества Г.; 10) ., „Сочиненiя Г. со стороны отеч. исторiи“ (Спб. 1887) — объ историч. значенiи соч. Г. и иноземномъ влiянiи въ изображенiи Г.; 11) А. Соловьевъ, „Н. В. Г.“ (Спб. 1908) — бiографiя и разборъ (школьный) его главнейшихъ произвед. 12) „Словарь литературныхъ типовъ“, вып. IV (1909, изд. „Всходовъ“ Спб.). 13) „Г. — этнографъ“ („Этногр. Об.“ LXXXI—LXXXII (1910), ср. Н. Н. Трубицынъ, „О народ. поэзiи въ общест. и литер. обиходе“ (Спб., 1912), стр. 550 и сл.). 14) , „Г. — проповедникъ и писатель“ („Ж. М. Н. П.“ 1909); 15) , „Основныя черты личности и творчества Г.“ (М., 1902). 16) , „Особенности творчества Г.“ (М. 1901). 17) В. В. Розановъ„Легенда о великомъ инквизиторе“ Ф. М. Достоевскаго съ присоединенiемъ двухъ этюдовъ о Г. (изд. 2 — Спб. 1902) — дело идетъ о Г., какъ родоначальнике иронич. настроенiя въ нашемъ обществе в лит. и объ Акакiи Акакiевиче; 18) , „Испепеленный. Къ характеристике Г.“ (М. 1909. „Весы“, № 4) — о гиперболизме въ творчестве Г.; 19) Чудаковъ Г. И., „Отношенiе творчества Г. къ западноевропейскимъ литературамъ“ („Кiев. Унив. Изв.“ 1908); 20) , ,,Die Bedeutung Gogol’s für die hentige internationale Stellung der russischen Litteratur“ (Archiv für slav. Phil., XXV (1903), 2, S. 90—306). 21) И. Ивановъ, „Г. человекъ и писатель“ (Кiевъ, 1909); 22) „Отраженiе мотивовъ народной словесности въ произведенiяхъ Г.“ (Кiев. Унив. Изв.“ 1906). Другiя статьи о Г. см. въ указателяхъ литературы; целый рядъ статей вошелъ въ юбилейные сборники, преимущ. 1902 и 1909 г.; изъ нихъ следуетъ отметить: 1) „Харьковскiй университетскiй сборникъ въ память Жуковскаго и Г.“ (Харьковъ“, 1903); 2) „Гоголевскiй сборникъ“, изд. Нежинскимъ институтомъ (Кiевъ, 1902); 3) „Памяти Г.“ (сбор. Кiев. учебн. окр. 1902); 4) „Памяти Г.“, — сборн. изд. Истор. Общ. Нестора летописца въ Кiеве (1902; иначе: Чтенiя Общ. т. XVI); 5) „Памяти Г.“, сборникъ речей и статей, изд. Кiев. у-омъ (Кiевъ 1909); 6) „Памяти Жуковскаго и Г.“, изд. Имп. Акад. Наукъ, выпуски I и III (1907); 7) „Н. В. Г.“, речи, посвящ. его памяти въ публичн. заседанiи И. А. Н. и Спб. у-а (Спб. 1902); 8) „Гоголевскiе дни въ Москве“ — Общ. люб. рос. слов. (М. 1910); 9) Сборн., изд. Имп. Новор. у-омъ (Одесса 1909) в др. — см. В. Каллаша „Гоголевская юбилейная лит.“ (выше).

прежде всего находятся въ соч. (I, III, VI, XI et passim); особенно много внесено , „Очерки Гоголевскаго перiода рус. литер.“ (1855) — (Спб. 1892); за нимъ идетъ А. Н. Пыпинъ„Характеристики литературныхъ мненiй (изд. 3-е — Спб. 1906). Старая критическая литература, кончая 1852 г., въ выборкахъ перепечатана , „Русская критическая литература о произведенiяхъ Г.“ ч. I—III (М. 1889). Обзоръ этой литературы см. въ труде Шенрока В. И., „Матерiалы для бiографiи Г.“ passim. См. также Энциклоп. Словарь Брокгауза и Ефрона, 17, s. v. (статья А. Н. Пыпина) и выше въ бiографiи Гоголя.

Собственноручныя бумаги Г., автографы — въ частныхь собранiяхъ; наиболее ценное изъ нихъ — П. Я. Дашкова (Спб.). „Gogoliana“ — латература, рисунки и пр., касающееся Г., имеется въ собранiяхъ Нежинскаго института и Историческаго Музея (Москва).

М. Сперанскiй.