Глава XXXVI.
Сергей Тимофеевичъ Аксаковъ говорилъ, что въ Смирновой Гоголь виделъ кающуюся Магдалину и любилъ ее съ увлеченiемъ. Мы имеемъ теперь возможность проверить точнее это показанiе. Скажемъ во-первыхъ, что какъ до нравственнаго перелома въ начале сороковыхъ годовъ Гоголь любилъ особенно Данилевскаго, такъ въ последнiе годы никто къ нему не былъ ближе Смирновой и ни о комъ онъ не отзывался съ такимъ пылкимъ восторгомъ. Языкову, не подозревая о его неудачныхъ догадкахъ, онъ писалъ: „Это перлъ всехъ русскихъ женщинъ, какихъ мне случалось изъ нихъ знать прекрасныхъ но душе. Но врядъ ли кто имеетъ въ себе достаточныя силы оценить ее. И самъ я, какъ ни уважалъ ее всегда и какъ ни былъ друженъ съ ней, но только въ одне истинно-страждущiя минуты и ея, и мои узналъ ее. Она являлась истиннымъ моимъ утешителемъ, тогда какъ врядъ ли чье-либо слово могло меня утешить, и подобно двумъ близнецамъ-братьямъ бывали сходны души наши между собою“.
„духовной матерью“. Очевидно, онъ виделъ въ ней нечто больше кающейся Магдалины; если это определенiе и не лишено основанiя, то оно недостаточно и односторонне: въ Смирновой Гоголь высоко ценилъ нравственныя стремленiя, въ которыхъ суеты и усвоенныхъ въ модномъ круговороте привычекъ. Прошлое Смирновой, не свободное отъ увлеченiй и излишествъ, могло возбуждать нареканiя, въ свою очередь тяжело ложившiяся на ея репутацiи и безпощадно осуждаемыя собственнымъ сознанiемъ. Въ воспоминанiяхъ ея было много блестящаго и выдающагося, у нея былъ обширный светскiй и жизненный опытъ, но лучшее время промелькнуло невозвратно, а после пышнаго расцвета наступила томительная канитель заурядной жизни. Въ смысле светскихъ успеховъ все возможное было давно достигнуто и изведано, все это давно прiелось и возбуждало одно отвращенiе. Для натуры более поверхностной и мелкой могла бы служить немалымъ утешенiемъ торная колея внешняго представительства и почета, первенство въ тесной окружающей сфере; но Смирнова была не въ силахъ этимъ довольствоваться, а найти лучшiй исходъ мешало ей отсутствiе определенныхъ целей и опоры въ впечатленiяхъ пережитой молодости. Благодаря этому она очутилась въ одномъ изъ самыхъ ужасныхъ положенiй, какiя только могутъ постигнуть человека: у нея не было будущаго. Что̀ бы ни сулила ей удача въ жизни, все уже заранее было ей противно. Легко осуждать это состоянiе, но основательнее отдать справедливость желанiю выдти изъ него и найти смыслъ въ жизни. Недавно г-жа Черницкая доказывала вредъ влiянiя на Гоголя Смирновой, не задавая себе вопроса, не вреденъ ли былъ скорее для Смирновой Гоголь, натолкнувшiй ее на безотрадный путь мистицизма, и неспособный пробудить въ даровитой и чуткой натуре сколько-нибудь живыхъ идеаловъ. Недовольство собой, уязвляемое постоянно самолюбiе, избалованное громкими успехами и чувствительное къ каждому ничтожному уколу, горькая неудовлетворенность окружающимъ и будничной житейской прозой после блестящаго праздника счастливой молодости, отсутствiе широкихъ целей въ жизни были главными причинами происходившей въ ней нравственной ломки. Смирнова задыхалась въ пустоте светской рутины, чего то жадно искала и становилась временами мелочной, капризной, недовольной собой и другими. Но въ то же время внутри ея громко говорилъ благородный голосъ, призывавшiй ее къ грозному суду совести и настоятельно требовавшiй исправленiя и совершенствованiя. Говоря о душевномъ состоянiи Смирновой въ годы сближенiя ея съ Гоголемъ, г-жа Черницкая делаетъ ошибку, главнымъ образомъ, въ томъ, что не видитъ разницы между отдельными эпохами жизни изображаемой личности и судитъ безъ всякой критики исключительно со словъ юнаго И. С. Аксакова, которому по его возрасту не могла быть понятна сложная натура много пережившей женщины. Между темъ „безпринципность“ Смирновой, ея крайняя неровность и невыдержанность характера, мелкiе капризы и странное самобичеванiе, ея насмешки надъ темъ, что̀ всегда казалось молодому Аксакову священнымъ, естественно должно было отталкивать отъ нея последняго. Но съ другой стороны были люди, ценившiе лучшiя стороны ея личности. Объяснять увлеченiя Гоголя Смирновой побужденiями романтическаго характера, по нашему представленiю, совершенно ошибочно; нравственная связь между ними основывалась исключительно на мистической почве. Такое впечатленiе неизбежно выносится изъ всей ихъ переписки. Притомъ въ случае такого упрощеннаго объясненiя отношенiй Гоголя къ Смирновой, какое предлагаетъ г-жа Черницкая, остались бы необъяснимыми отношенiя къ ней Самарина, котораго сильно пленяла Смирнова и уже, конечно, не отцветавшей въ половине сороковыхъ годовъ красотой. Обаянiе ея выдающейся природной красоты въ соединенiи съ блестящими дарованiями увлекали когда-то такихъ поэтовъ, какъ Пушкинъ, Лермонтовъ и кн. Вяземскiй, не говоря о придворномъ мiре, но время блеска и красоты давно прошло, когда при первомъ свиданiи Смирнова, не смотря на несочувственныя Белинскому ея убежденiя, произвела впечатленiе на эту по истине колоссальную личность. Одинъ изъ современныхъ литераторовъ, вспоминая о Смирновой, выражается обыкновенно, что она была „очаровательна и умна, какъ бесъ“. Все это выносили изъ знакомства съ Смирновой люди не заурядные и уже въ позднiе перiоды ея жизни, да и самъ И. С. Аксаковъ не только оценилъ ее въ позднейшемъ некрологе, но и въ юношескихъ письмахъ пенялъ своему брату Константину: „Ради Бога, Константинъ, умерь твои выраженiя объ Александре Осиповне. Я никогда не позволю себе этихъ выраженiй открыто и “. После этого видеть преобладающую черту въ личности Смирновой въ ея ханжестве можно только при полномъ невниманiи къ более симпатичнымъ сторонамъ ея природы, засвидетельствованнымъ многими современниками и самимъ И. С. Аксаковымъ. Есть разные виды и степени ханжества, но, понимая его въ настоящемъ значенiи слова, т. -е. въ смысле гнуснаго и лицемернаго притворства, мы не решились бы употребить его ни въ примененiи къ Гоголю, ни къ Смирновой; ни тотъ, ни другая не были Тартюфами или кантемировскими Критонами; въ менее же резкомъ значенiи „биготство“, безъ сомненiя, должно быть напротивъ приписано и Гоголю, и Смирновой, и притомъ несравненно больше первому, нежели последней. Г-жа Черницкая эту добродетель силится сделать монополiей только Смирновой — и это вопiющая несправедливость. Мы остановились такъ долго на разъясненiи этой во всякомъ случае недюжинной личности въ виду кое-какихъ недоразуменiй и, заканчивая наше длинное отступленiе отъ изследованiя конкретныхъ фактовъ въ область отвлеченной характеристики, надеемся подкрепить сказанное ясными данными переписки.