Шенрок В. И.: Материалы для биографии Гоголя (старая орфография)
Н. В. Гоголь. Последние годы жизни. 1842 - 1852 гг.
Глава XXX

Глава XXX.

Въ конце декабря 1842 г. въ Римъ прибылъ братъ Смирновой, Аркадiй Осиповичъ Россетъ, которому было поручено сестрой подыскать къ ея прiезду удобную квартиру. Встретивъ его, Гоголь былъ въ восторге, разумеется, не допустилъ его искать квартиру самому и, какъ знатокъ Рима, выбралъ место для нея не только самое удобное для зимней жизни, но и близкое ко всемъ наиболее крупнымъ достопримечательностямъ города. Когда наконецъ прiехала Александра Осиповна, онъ бросился къ ней навстречу съ протянутыми руками и сiяющимъ лицомъ. Какъ недавно тосковалъ Гоголь въ Москве по Языкове, такъ теперь, не найдя полнаго удовлетворенiя въ этомъ, какъ ему казалось, уже умирающемъ человеке, онъ всей душой обратился къ Смирновой. Нечего и говорить, съ какимъ восторгомъ и нетерпенiемъ онъ принялся показывать Смирновой боготворимый Римъ, какъ ежедневно стремился видеть ее, поражать неистощимыми сюрпризами вечнаго города, какъ онъ весь возрождался и оживалъ при этомъ, занося въ свой дневникъ каждое впечатленiе Александры Осиповны, каждое приключенiе съ ея детьми, которыхъ онъ полюбилъ отъ души такъ, какъ едва ли любилъ какихъ-либо другихъ детей. Все прогулки Гоголя и Смирновыхъ оканчивались непременно осмотромъ излюбленнаго Гоголемъ св. Петра, а показывая знаменитую статую Моисея въ San Pietro in Vinculis, Гоголь долго не позволялъ спутникамъ смотреть въ сторону и вдругъ скомандовалъ имъ обернуться. Однимъ словомъ, повторилось все, что̀ было прежде при совместныхъ осмотрахъ Рима съ Погодинымъ, Жуковскимъ и другими. Но общество теперь было больше и разнообразнее: тутъ были и хорошiе знакомые Смирновой — В. А. Перовскiй съ незаконнымъ сыномъ, баловнемъ Алешей, и „Яшка“ (Яковъ Владимировичъ) Ханыковъ и А. О. Россетъ. Гоголя безпрерывно приводилъ въ восхищенiе и самый Римъ, и впечатленiя новичковъ-товарищей по прогулкамъ и даже шалости детей, когда напр. маленькая дочь Смирновой, Ольга Николаевна, вскарабкалась на статую Нила и хотела стащить одного мальчика, изображавшаго на этой статуе ручей, или когда она же спросила у Гоголя, знаетъ ли онъ о римскихъ гусяхъ и о Бруте. Забавляла его и трехлетняя сестра ея, Надежда Николаевна, которая однажды спросила неожиданно про римскаго папу. Гоголь поспешилъ познакомить Смирновыхъ съ Ивановымъ и Овербекомъ, и они внушили всему семейству и гувернантке Марье Яковлевне Овербекъ страсть къ Риму. Когда настала весна, прогулки были перенесены за пределы Рима, и Гоголь увлекалъ целую компанiю въ Фраскати и другiя окрестности, где они живали по нескольку дней и где во вполне упоительной обстановке Гоголь ложился на спине на траву и отъ восхищенiя не могъ выговорить слова. „Зачемъ говорить?“ восклицалъ онъ: „тутъ надобно дышать, дышать, втягивать носомъ этотъ живительный воздухъ, благодарить Бога, что столько прекраснаго на свете“.

Гоголь и семейство Смирновыхъ, проводя вместе целые дни, незаметно привязывались другъ къ другу, и не мудрено, что хилый страдалецъ Языковъ, не способный делить восторги экскурсiй, оставался по неделямъ забытымъ. Чижова же Гоголь тащилъ къ Смирновымъ; но, можетъ быть недовольный его невниманiемъ, Чижовъ упорно не желалъ принимать участiя въ экскурсiяхъ, и знакомство его съ Смирновой такъ и не состоялось. И вотъ тогда на основанiи неумеренныхъ похвалъ Гоголя Смирнову, его рекомендацiя: „я вамъ советую пойти къ ней: она очень милая женщина“, возбуждая въ Чижове „внутреннее упрямство“, натолкнули самого Чижова или Языкова на предположенiе о мнимой влюбленности Гоголя къ Смирновой. Само собою разумеется, что, не подозревая ничего подобнаго, Гоголь продолжалъ сильно увлекаться и восторженно прославлять хорошiя стороны своего новаго друга, чемъ еще более усиливалъ подозренiе. Наконецъ сюда присоединилось и еще одно смущающее обстоятельство: въ это время Гоголь „совершенно разошелся съ художниками“. Любопытны слова Чижова: „Все они припоминали, какъ Гоголь бывалъ въ ихъ обществе, какъ сменилъ ихъ анекдотами; но теперь онъ ни съ кемъ не видался“. Но во всякомъ случае нельзя забывать, что Чижовъ и не бывалъ даже у Смирновыхъ, а Языковъ не видалъ ихъ даже въ глаза и совсемъ не могъ нисколько судить о характере отношенiй Гоголя къ Смирновой, не выходя изъ своего подневольнаго заключенiя, а заочно зная Смирнову единственно „по пирогамъ“, которые она присылала Гоголю. Но когда Языковъ возвратился въ Россiю, то онъ не скрылъ своего подозренiя отъ Н. Н. Шереметевой, чемъ совершенно напрасно встревожилъ наивную старушку. Подробнее разскажемъ объ этомъ въ следующей главе.