Глава XLVIII.
Весною 1844 г. Гоголю хотелось еще разъ видеться съ Смирновой и обо многомъ съ ней переговорить. Но судьба упорно мешала этому свиданiю, въ которомъ Гоголь чувствовалъ настоятельную потребность. Сначала местомъ встречи назначался Франкфуртъ, имевшiй то преимущество, что въ немъ прiятели могли бы видеть также Жуковскаго, а пока, въ ожиданiи этого счастливаго времени, они деятельно обменивались письмами. Въ этотъ промежутокъ Смирнова получила отъ мужа письмо съ известiемъ объ отчаянiи, которому предавался въ Петербурге ея другъ Перовскiй, озабоченный дурными наклонностями, обнаруживавшимися въ его побочномъ сыне Алеше. Къ тому же Алеша былъ тяжело боленъ, и отецъ боялся его потерять. Не зная, какъ успокоить Перовскаго, Смирнова просила Гоголя написать ему и обратить его къ утешенiямъ религiи. На письмо последняго былъ полученъ следующiй ответъ отъ Перовскаго.
В. А. Перовскiй — Гоголю. 18 iюля 1844 г.
„Я своевременно получилъ ваше доброе письмо и съ техъ поръ не отвечалъ на него; не стану оправдываться, а сознаюсь виноватымъ и прошу прощенiя. Впрочемъ не такъ легко было отвечать: вы вызываете меня на исповедь. Я не отказался бы отъ нея изустно — такъ я уверенъ въ вашихъ чувствахъ, и особенно въ техъ, кои побудили васъ обратиться ко мне съ запросомъ; но исповедь заочная, письменная, не только затруднительна, но и невозможна. Скажу вамъ, однакоже, въ двухъ словахъ, что передъ темъ, какъ я получилъ ваше письмо, и, вероятно, тогда именно, какъ вы обо мне думали и собирались ко мне писать, въ моей душе и мысляхъ последовало внезапное измененiе, заставившее меня сначала осмотреться, а потомъ съ совершенно новой точки глядеть на все мое прошедшее и будущее. При этомъ я думаю о васъ, — о томъ, какъ бы беседа съ вами была для меня полезна, и жалею, что не могу съ вами сблизиться. Вы говорите мне о необходимости заняться Алешей относительно душевнаго образованiя: я совершенно въ этомъ согласенъ съ вами и еще съ прошлой осени прiискалъ священника, которымъ доволенъ; съ помощью его могу надеяться на хорошiя последствiя. Нравственные недостатки Алеши было бы несправедливо ставить ему въ вину: отсутствiя матери ничемъ заменить нельзя, а въ себе я такъ мало нахожу необходимейшихъ качествъ нужныхъ воспитателю, что, признаюсь, отчаиваюсь, когда думаю о будущемъ. Опасаюсь, что въ Алешиномъ сердце навсегда останутся сухость и эгоизмъ, заметные теперь, которые могли бы быть удалены только женскимъ влiянiемъ.
Съ вами ли Жуковскiй? Давно не имею ни отъ него, пи о немъ известiя. Наше петербургское лето печально до крайности: безнадежная болезнь прекрасной, прелюбезной великой княгини Александры Николаевны наводитъ общую грусть; вотъ уже три недели, какъ съ каждымъ днемъ ожидаютъ ея кончины; а въ физическомъ отношенiи съ перваго мая у насъ не было ни одного светлаго дня. На мою долю досталось еще и другое, частное горе, о которомъ узнаете после и которое отчасти оправдаетъ, можетъ быть безъ того неизвинительное передъ вами, мое молчанiе.
“.
Такимъ образомъ обращенiе Гоголя къ Перовскому оказалось не очень успешнымъ, а вскоре Гоголь получилъ отъ Аксакова уже недвусмысленный и весьма порядочный афронтъ. Онъ нисколько не подозревалъ неуместности своихъ навязчивыхъ советовъ о чтенiи Фомы Кемпейскаго тотчасъ после кофе и т. п. и весьма естественно долженъ былъ натолкнуться на такой отпоръ, какой мы видимъ въ словахъ Аксакова: „Терпеть не могу нравственныхъ рецептовъ, ничего похожаго на веру въ талисманъ“. Аксаковъ честно и смело высказалъ Гоголю свои опасенiя: „Вы ходите по лезвiю ножа! Дрожу, чтобы не пострадалъ художникъ!“ Но обычная мягкость и нерешительность Аксакова опять испортили дело и вторая половина письма совершенно противоречитъ первой и уничтожаетъ ее. Въ результате получилось совершенно нежелательное впечатленiе. Гоголь решилъ, что Аксаковъ готовъ вступить на рекомендуемую стезю, но что онъ не решается, потому что его смущаетъ „чортъ“. Ответъ Гоголя долженъ былъ показать, что смягчающiй тонъ предыдущаго письма привелъ совсемъ не къ той цели, какая имелась въ виду; но Аксаковъ вместо решительнаго объясненiя ограничился полугодовымъ молчанiемъ, которое потомъ объяснилъ такъ: „Я не отвечалъ на письмо, которымъ не совсемъ былъ доволенъ, по неудобству переписки такого рода“.