Шенрок В. И.: Материалы для биографии Гоголя (старая орфография)
Н. В. Гоголь. Последние годы жизни. 1842 - 1852 гг.
Глава LXIX

Глава LXIX.

Со времени замужества обстоятельства жизни многое изменили въ судьбе Александры Осиповны: положенiе жены сановника и лица должностного налагало много такихъ обязанностей, исполненiе которыхъ составляетъ прозаическую сторону жизни, что̀ имело место особенно, когда мужъ ея сделался губернаторомъ въ Калуге. Домашнiя заботы, многочисленныя семейныя обязанности, — вся эта будничная сторона делала жизнь „дамы блистательнаго света“ не похожею на счастливыя времена придворной фрейлины. Правда, беседы съ Гоголемъ, графомъ А. К. Толстымъ, И. С. Аксаковымъ и И. С. Тургеневымъ прiятно разнообразили ея время; но это были светлыя минуты, за которыми тянулись безцветные дни и недели, когда приходилось отдавать время иному обществу... Впрочемъ, отношенiя ея къ светскому кругу были двойственны. Намъ кажется, что въ эпоху сороковыхъ годовъ Александра Осиповна еще отчасти была склонна поддаваться соблазнамъ общества, уступая потребностямъ своего живого, сангвиническаго характера. По своей нервной натуре она держала себя очень неровно: въ одномъ кругу и съ одними людьми она была только весела и безпечна, въ другомъ — являлась остроумной и блестящей и въ то же время мыслящей собеседницей первостепенныхъ генiевъ. По живости и способности увлекаться, она готова была часто разделять настроенiе собеседниковъ, о чемъ после ей приходилось вспоминать съ раскаянiемъ и отвращенiемъ, что̀ ясно видно изъ писемъ. Но это особенно подтверждается меткой характеристикой ея, сделанной Плетневымъ: „Смирнова, какъ видоизмененiе роскоши, приближаетъ въ свой уголъ образы нравственныхъ и умственныхъ совершенствъ, беззаботно отвращаясь отъ нихъ ко всемъ земнымъ утехамъ“. Въ глубине души она все же томилась въ свете, съ ужасомъ представляя себе, что то же иго будетъ тяготеть и надъ ея детьми... Но светъ не только давилъ ее своей пустотой: въ немъ она часто встречала злобу, зависть, недоброжелательство. Светъ не могъ простить ей превосходства и особенно невольнаго пренебреженiя; а что Александра Осиповна не находила въ немъ удовлетворенiя, это, конечно, не могло оставаться секретомъ. Александру Осиповну нравственная пустота окружавшаго общества удручала еще больше, чемъ разница между нимъ и ею въ отношенiи развитiя умственнаго, такъ какъ, поддаваясь волне светской жизни, она по временамъ чувствовала на себе неизбежную печать опутывающаго кругомъ ничтожества. Нередко, оставаясь наедине съ собой после светскихъ увлеченiй, она переживала горькiя минуты презренiя къ самой себе. Не чувствуя подъ ногами твердой почвы, она въ отчаянiи искала нравственной опоры въ мыслящемъ друге. Однимъ словомъ, ея крупная личность не могла удовлетвориться успехами въ свете, слишкомъ для нея легкими и утратившими скорое обаянiе, но и не могла замкнуться, подобно ея другу, С. М. Соллогубъ, исключительно въ семейной сфере. Несчастiе ея состояло въ томъ, что передъ ней не было определенной цели, достойной ея недюжинныхъ силъ, и хотя она и имела цели высшiя, отвлеченныя, но этого было недостаточно...

друге, не чуждомъ нравственныхъ идеаловъ и беседа съ которымъ давала бы ей умственную пищу и удовлетворенiе, и такимъ другомъ явился для нея Гоголь, но странны были ихъ отношенiя.

Въ 1846 г. Гоголь вспоминаетъ о заучиванiи псалмовъ“ и „во имя Бога“ требуетъ, чтобы Смирнова опять отдала себя во власть ему на некоторое время, какъ онъ потребовалъ этого однажды въ Ницце. „Также, какъ прежде, гоня отъ себя всякую мысль, вы занялись послушно ученiемъ наизусть псалмовъ, такимъ же точно образомъ займитесь буквальнымъ исполненiемъ того дела, о которомъ я васъ прошу“. Смирнова признавала отчасти его влiянiе, говоря: „Вы, милый сердцеведецъ, угадали мою душу, и какъ бы предвидя ея будущее унынiе, прiучали обращаться къ Тому, Который не оставляетъ никогда горюющихъ и погибающихъ“. Но этого беглаго указанiя, конечно, недостаточно; остается неясною резкая перемена, происшедшая въ Смирновой за десять летъ, намъ неизвестныхъ, которую притомъ и сама она видела въ себе. „Молодость! о молодость, где то прозрачное покрывало, которое ты накидываешь на пустоту и наготу жизни?“ Изъ писемъ видно, какъ въ эту вторую пору жизни счастье упорно ускользало отъ Александры Осиповны, и какъ чемъ дальше, темъ грустнее ей было вспоминать о прошломъ. Въ сороковыхъ годахъ тридцатые были уже окружены какимъ-то ореоломъ въ ея глазахъ. „Что̀ бы я дала теперь за безпечное убежденiе въ чемъ бы то ни было! что̀ бы вы сами дали, любезный другъ Николай Васильевичъ, чтобы воскресить въ своей душе те убежденiя, те верованiя, которыя еще тому назадъ двадцать летъ можно было искренно питать въ себе!“ и даже прибавляетъ: „Что̀ произошло съ тридцатыхъ годовъ съ человечествомъ! Оно не веритъ ничему, нетъ печати святыни ни на чемъ!“ Смирнова уже жалуется иногда на „рыбное состоянiе“ (оно характерно, какъ бы ни было исключительно), что она „утратила веселость и деятельность“. „Душа болитъ физически“, прибавляетъ она, „даже не плачется и не можется“. Интересно, что подобную перемену замечаетъ она противъ прежнихъ летъ и въ своемъ друге. Въ письмахъ они часто советуютъ другъ другу чтенiе какихъ-либо книгъ духовно-нравственнаго содержанiя и проч., имея въ виду обоюдно помогать въ томъ же нравственномъ совершенствованiи.

„Любовь, связавшая меня съ вами, высока и свята: она основалась на взаимной душевной помощи“. Изучая внимательно переписку, можно вывести следующее объясненiе того, какая именно душевная помощь и нужда были основой ихъ дружбы.

Оба корреспондента вели тяжкую борьбу съ жизнью, причины которой хотя и были различны у обеихъ сторонъ, но сходство положенiй заключалось въ томъ, что язвы, мучившiя обоихъ, были хроническими и при данныхъ условiяхъ неустранимыми. Какъ въ собственномъ внутреннемъ мiре, такъ и извне оба встречали столько удручающаго, гнетущаго, противоречащаго идеаламъ и стремленiямъ, что это составляло ихъ крестъ, покорно нести который было необходимо по ихъ религiознымъ убежденiямъ.

Раздел сайта: