Глава LX.
Леченiе Гоголя въ Гомбургъ и Карлсбаде было неудачно: онъ почувствовалъ себя после него еще хуже и решился наконецъ ехать въ Греффенбергъ, где уже раньше его находился графъ Толстой. Въ Греффенберге Гоголь не кончилъ курса, да и собирался туда съ большою нерешительностью, предварительно собирая съ разныхъ сторонъ справки. Прежде всего онъ написалъ объ этомъ запросъ Александре Осиповне Смирновой, которая должна была разузнать о леченiи у Присница отъ своего брата Аркадiя Осиповича и отъ Ханыкова. Ихъ мненiя были почти противоположны. Сообщая ихъ, Смирнова писала следующее:
Петербургъ. 24 марта 1845 года.
„Я вамъ посылаю письмо Ханыкова, хотя нахожу его вовсе неудовлетворительнымъ. Но мненiе его резко отделяется отъ мненiя Аркадiя. Пока этотъ лентяй соберется вамъ писать, я выписываю несколько словъ имъ сказанныхъ насчетъ Присница. Самъ же онъ не хочетъ васъ отговаривать отъ этого леченiя, да и противъ самаго леченiя, умеренно сделаннаго, онъ не возстаетъ. Вотъ какъ, во-первыхъ, онъ описываетъ Греффенбергъ. Местечко самое печальное; кругомъ унылыя горы съ ельникомъ; квартиры какъ казематы; кушанье самое подлое; народъ — что̀ ни есть дряни немецкой, французской, англiйской и русской; климатъ хуже петербургскаго. Присницъ — мошенникъ и не видитъ своихъ больныхъ и следуетъ (следитъ?) плохо за успехами леченiя. Если сказать ему, что хуже, то онъ только велитъ прибавить еще лентухъ, или заморозить бригадиршу, или дать сильнее душу. Душа же эта дуетъ съ большой высоты и такъ сильна, что если бы больные не держались за железную опору, то ихъ занесло бы Богъ весть куда. Аркадiю вдругъ онъ велелъ, для согреванiя ногъ бегать босому по сырой траве, приводя въ примеръ крестьянъ, которые всегда такъ ходятъ и не бываютъ больны. Ему же стало еще холоднее после этой прогулки, повторяемой ежедневно. Онъ говоритъ, что тамъ находитъ такое одуренiе на всехъ, что въ леченiи каждый хочетъ определить другого, задавая себе более и более всякихъ душъ, зитцбадовъ и лентуховъ. Часто выходитъ сыпь на теле, и сыпь, производящая ужасный зудъ. Онъ виделъ солдата наполеоновской vieille garde, который, спеленатый въ мокрую простыню, заливался горькими слезами, и когда я съ удивленiемъ спросилъ причину этихъ странныхъ слезъ, узналъ, что животъ его такъ чешется, что ужасъ, а чесать нельзя, потому что онъ пошевелить рукъ не можетъ. Представьте себе, до чего доходитъ безумiе: французъ этотъ прострадалъ годъ, не получилъ облегченiя, и уехалъ, ругая Греффенбергъ. Русскiй офицеръ Дегалетъ жилъ два года и уехалъ безъ большой пользы. Томичъ, у котораго болела спинная кость, после двухъ летъ уехалъ безъ ногъ; Железновъ также. Вообразите вы себя съ вашими слабыми нервами и вообще тщедушной всей особой, подъ душей, съ лентухами, зитцбадами, отъ которыхъ, по словамъ Аркадiя, никогда вполне не согреваешься, и представьте еще матерiальныя неудобства жизни, скуку общества, притомъ невозможность ничемъ заняться, потому что более двухъ часовъ отдыха сряду никогда не бываетъ; представьте, что шесть месяцевъ такой уродливой и собачьей жизни, по словамъ Призница, ничего не значатъ, и легко увериться, что вы не поедете въ Греффенбергъ. Братъ мой вовсе не противъ воднаго умереннаго леченiя, т. -е. отъ употребленiя воды и окачиванiя, даже два и три раза повторяемаго, но для этого не нуженъ Греффенбергъ. Вода тамъ, впрочемъ, точно хороша, по горная вода везде хороша, даже и въ Заксенгаузене, если бы она была тамъ. Онъ мне сказалъ, что вначале онъ точно чувствовалъ бодрость, но потомъ за эту искусственную бодрость почувствовалъ большое ослабленiе и по прiезде своемъ сюда обратился тотчасъ къ Мандту. Теперь его ужъ ничемъ не заманишь къ Призницу. У васъ просто разстроенные нервы, — и отъ уединенiя, и отъ скучной жизни, вы безпрестанно обращаете на ихъ затеи и шалости вниманiе. Сей же почтенный Аркадiй теперь часто чувствуетъ онеменiе въ ногахъ, и часто после обеда, когда со мной переговоритъ все, начинаетъ потряхивать ими и бегать по комнате. Я спросила его однажды: „Я, чай, за преферансомъ хоть три года сидишь, ноги не немеютъ?“. Вышло точно такъ: развлеченiя мешаютъ ему подслушивать свои ноги. Поверьте, что для нервныхъ недуговъ, не упуская изъ виду леченiя, надобна жизнь съ развлеченiями, и вы погибнете въ Греффенберге отъ тоски, скуки и уединенiя. Что̀ вамъ делать съ немецкими портными и русскими армейскими офицерами, кое-какими дрянными полячишками и французишками! Летомъ пробейтесь где-нибудь, хоть ко мне прiезжайте. Уже самое лето васъ подкрепить и возстановитъ равновесiе въ нервной системе, а тамъ прямо въ милый Римъ. Я уверена, что способы на это найдутся, и даже въ скоромъ времени.
прелестное письмо, веющее благодатнымъ состоянiемъ его прекрасной мысли, хотя душа еще не соглашается вполне на голосъ, его зовущiй. Состоянiе его жены меня, однако, безпокоитъ, хотя опаснаго тутъ точно ничего нетъ. Плетневу еще не прочитала ваше письмо: не выбралось такого времени, чтобъ быть намъ наедине. Онъ мне вчера читалъ „Наль и Дамаянти“. Вся повесть тихая и ровная, сладко приветливая, какъ сама Дамаянти. Въ ней виденъ весь теперешнiй Жуковскiй. Да сохранитъ ихъ Богъ обоихъ!
У насъ 25 марта 15 градусовъ холода после самой сильной недельной оттепели. Зато и больныхъ много. Мои мопсики здоровы; учатся, гуляютъ, веселы и очень радуются ехать въ деревню (sic). Какое у детей всегда верное чувство! Для нихъ все настоящiя радости въ внешней природе и свободе сельской жизни. Я, впрочемъ, сама радуюсь будущему уединенiю и отстраненiю отъ общества. Я немного устала отъ продолжительной зимы.
Отвечайте хоть несколькими словами. Соллогубъ читалъ намъ въ среду препошлую комедiю „Букеты“. Одно лицо у него Тряпка — самое подлое подражанiе вамъ, такъ что совестно было слушать. Прощайте. Ваша отъ души А. С.“.
Но вотъ письмо самого А. О. Россета (изъ Петербурга отъ 28 марта 1845 г.).
„Сестра передала мне поклонъ и желанiе ваше иметь сведенiя о последствiяхъ моего леченiя въ Греффенберге у Призница. Душевно благодарю васъ за первое и каюсь, что, не отвечавъ на последнее ваше письмо, поступилъ, какъ человекъ, не получившiй никакого тонкаго светскаго обхожденiя. Очень затрудненъ отвечать вамъ положительно на второе. Окунувшись въ воду, я вышелъ, не запачканный энтузiазмомъ; (не) принадлежу не только къ отчаяннымъ гидропатамъ, а скорее къ противникамъ; между темъ, памятуя о животе вашемъ, склоненъ посоветовать вамъ употребить этотъ способъ и думаю, что при известномъ данномъ онъ можетъ быть вамъ полезенъ. Дело въ томъ, что во всемъ нужна , начиная съ умеренности желанiя и надежды, которая предостережетъ васъ отъ неумеренныхъ средствъ. Болею съ 1839 г. и, испробовавъ все системы, я убедился, что здоровье все равно, что̀ девственность: разъ потерялъ, въ другой не вернешъ; потеря перваго исправляется целомудрiемъ, второго — прiобретенiемъ силъ и некоторымъ навыкомъ, уменьемъ обращаться съ болезнью. Въ Греффенберге вы не возродитесь, какъ пишутъ въ книгахъ, а можете поправиться, если на воду будете смотреть, какъ на гигiеническое средство, а гигiена предполагаетъ умеренность. Боже васъ сохрани отъ пятичасовыхъ потенiй, салфетокъ мокрыхъ на животе, душъ стремящихся съ высоты на ваше грешное тело, — все это хорошо для техъ натуръ, которымъ можно влепить пятьсотъ палокъ, и оне встанутъ, какъ встрепанныя. Я зналъ одного генерала Олферьева (онъ и теперь живъ), который давалъ въ руки повару и кучеру по нагайке и самъ бралъ нагайку; они его били, онъ ихъ, до техъ поръ, пока или онъ ихъ, или они его не загонятъ за дверь. Такому благодатному телу подъ пару греффенбергское леченiе, а мы съ вами къ такимъ упражненiямъ неспособны. У васъ слабы нервы: скажите, можно ли укрепить ихъ или успокоить, безпрестанно раздражая ихъ подверганiемъ тела ужасно непрiятнымъ какимъ-то дьявольскимъ ощущенiямъ? Предписавъ вамъ рецептъ умеренности и повторяя, что при этомъ условiи водолеченiе можетъ и несомненно принесетъ вамъ пользу, начну сначала. — Предполагаю, что вы сели въ дилижанку и едете къ Призницу: вотъ что̀ васъ тамъ ожидаетъ, что̀ будутъ заставлять делать, что̀ вы должны делать, чего не делать, на чемъ остановиться и далее чего не идти. Проезжая велите остановиться въ Freiwaldau, местечке, отстоящемъ отъ Греффенберга на полторы версты; остановившись въ трактире, если не найдете кого-нибудь изъ русскихъ тамъ, то сходите въ Греффенбергъ и отыщите Дегалета (адъютанта кн. Меншикова): онъ очень добрый и простой малый, проживающiй тамъ уже три года, и возьмите его къ себе въ дядьки ради немецкаго языка для прiисканiя квартиры и переговоровъ съ Призницемъ. Квартиру возьмите непременно въ Freiwaldau; оне тамъ дешевы и все устроены съ ваннами; Дегалетъ и все будутъ васъ уговаривать поселиться въ Греффенберге, представляя, что тамъ вода лучше, что тамъ по устроенiю душъ вода стремится съ высотъ „четыремя скалами“, что тамъ Призницъ нарочно даетъ гадкую пищу, чтобъ прiучить желудокъ къ гадостямъ, и прочее; вы имъ не верьте, а устройте квартирку комфорта первейшаго свойства: чтобъ ванна была поближе отъ спальни, чтобъ была теплая и безъ сквозного ветра; надобно знать, что Греффенбергъ въ горахъ, климатъ петербургскiй, всегда ветеръ, дождь, сырость, и Боже сохрани отъ простуды, но о семъ последнемъ я ниже распространюсь. Когда будете говорить съ Призницемъ, много не болтайте о болезни, да онъ васъ и слушать даже не станетъ, скажетъ: „gut; я приду завтра утромъ“, или тотчасъ поведетъ васъ въ ванную и, по действiю воды на ваше тело, какъ уверяютъ, предпишетъ вотъ что̀: 1) утромъ въ шесть-семь часовъ лентухъ, т. -е. васъ подымутъ съ постели и голаго завернулъ въ мокрую простыню на 3/4 часа времени, покуда вы не согреетесь, и потомъ, развернувъ, бросятъ въ ванную на минуту или две; потомъ, поскорее одевшись, пойдете бегать и пить 8 или 10 стакановъ воды до завтрака, состоящаго изъ холоднаго молока или кислаго молока; 2) до двенадцатаго отдыхъ и потомъ зитцбадъ, т. -е. ванна... утренняго, и конецъ. Сверхъ сего онъ непременно предпишетъ вамъ умшлагъ, т. -е. мокрую салфетку, постоянно на животе съ утра до вечера и на ночь. Вы ее отнюдь не носите или носите съ умеренностью, т. -е. носите до техъ поръ, пока у васъ тело не начнетъ краснеть и образовываться лишай, что̀ обыкновенно бываетъ после четырехъ или шести недель; какъ покраснеетъ, бросьте умшлагъ къ чорту; этимъ лишаямъ приписываютъ сумасшедшiе удивительную силу, утверждая, что гнiенiемъ ихъ выходитъ изъ живота нечистота и отъ холодной мокрой салфетки укрепляется желудокъ и прiучается къ сырости и холоду; первое — вздоръ: лишаи происходятъ не вследствiе выходящей нечистоты изъ живота, а отъ прикосновенiя сырости къ телу, точно такъ, какъ бы прикладывая постоянно мокрую тряпку къ руке или ляшке, подъ тряпкою образовался бы лишай; второе — можетъ быть; но это укрепленiе отъ умшлага, конечно, не вознаградитъ того раздраженiя нервовъ, которое произведутъ лишаи; они такъ чешутся, что вы будете лезть на стену, плакатъ отъ бешенства днемъ и просто рыдать по ночамъ. Если пожалуетесь Призницу, что у васъ бываютъ головныя боли, онъ передъ обедомъ или вечеромъ предпишетъ головныя ванны; вы ихъ берите; такъ какъ на видъ вы крепки, онъ велитъ, можетъ быть, сначала становиться подъ ду́шу, также передъ обедомъ. Соблюдайте следующее: становитесь всегда подъ слабую, 2) не оставайтесь долго, отнюдь не более минуты или двухъ, 3) замечайте действiе первыхъ душъ; если кровь очень будетъ волноваться, перестаньте ихъ брать (я, напримеръ, подъ душею почувствовалъ приливъ крови къ затылку, а на другой день кровь пошла изъ носу; вечеромъ же въ дни душей, ложась спать, не могъ заснуть два или три часа, чувствовалъ такое волненiе крови, что, казалось, будто она хлынетъ у меня изъ горла); 4) соображайтесь съ юморомъ и состоянiемъ тела; не берите ея, если чувствуете зябкость, если сыро или ветрено или просто почувствуете нежеланiе стать подъ душу. На сiе последнее я особенно напираю и советую даже совсемъ прекратить леченiе на день или два, если будете не расположены. Въ Греффенберге вы будете подъ влiянiемъ общей болезни: будете испытывать родъ угрызенiя совести, если не возьмете лентухъ или зитцбадъ; это совершенный вздоръ; отнюдь не принуждайте себя и темъ себя не раздражайте. Вы увидите также людей, ходящихъ безъ шляпъ и съ открытой грудью, съ босыми ногами — это все энтузiасты, которые хотятъ и думаютъ изъ тела сделать кусокъ гранита, въ полной надежде, что достигнутъ того, что если ихъ положить на день между двумя льдинами, они не замерзнутъ. Бойтесь, главное, простуды; главная польза въ водолеченiи это отъ легкой испарины, возбуждаемой после купанья ходьбою, и потому не возвращайтесь домой иначе, какъ совершенно согревшись, и для сего одевайтесь теплее; для сего темъ необходимее предосторожности, что, какъ увидите, климатъ въ Греффенберге ужасный: вьюга, ветеръ, холодъ, дождь и сырость — даже въ летнее время. То̀, что̀ я вамъ говорю, говорю вследствiе опыта; покуда я бралъ одни лентухи, разведенныя ванны, т. -е. не ниже восьмиградусныхъ, зитцбады, т. -е. лечился умеренно, я чувствовалъ себя несравненно лучше. Къ горю моему, я подпалъ подъ влiянiе техъ дураковъ, которыхъ нашелъ въ Греффенберге, и хотелъ радикально вылечиться, т. -е. быть темъ, чемъ Богъ не судилъ мне быть, какимъ-то богатыремъ, и сталъ увеличивать прiемы; ду́ши, чесанiе лишаевъ, безпрерывная зябкость, — которую ощущалъ, ибо жилъ въ гадкой квартире, и одевался не тепло, — меня доканали: выехалъ хуже, чемъ туда прiехалъ. Мне даже простыя ванны были сильны: только-что брошусь, чувствую сильный ударъ въ голову и въ затылокъ и вместе кровь шла изъ носу въ самой ванне; я долженъ былъ ограничиться разведенными ваннами. Не лечитесь водой, а освежайте ею ваше тело: долгое и постоянное освеженiе, которое можно всегда производить, разумеется, полезно; питье же воды непременно будетъ способствовать пищеваренiю, васъ прочиститъ, и желудокъ прiобрететъ навыкъ и силу переваривать пищу, и черезъ это получите силу. — Вы можете сказать, что Призница советы будутъ лучше моихъ: но дело въ томъ, что Призницъ, можетъ-быть, лечилъ хорошо, когда былъ беденъ, былъ бедный мужикъ; теперь имеетъ более ста тысячъ дохода, о больныхъ столько заботится, сколько о своихъ старыхъ сапогахъ. Онъ немецъ, а немецъ если по натуре выйдетъ хорошiй человекъ, — онъ бываетъ очень хорошъ; если же дурной, то представляетъ самое холодное животное въ мiре. Призницъ — сiе последнее. Участiя въ больныхъ никакого! Обыкновенно прiезжающiе вначале смотрятъ на него, какъ на Спасителя, потомъ охлаждаются и после редко съ нимъ советуются, потому что онъ не любитъ этого, и лечатся каждый по-своему, прiобретя некоторый навыкъ отъ разговоровъ между собою.
много, проверилъ опытомъ и убедился только въ томъ, что̀ каждый изъ насъ более или менее знаетъ: „человекъ есть ложь“. Если вообще въ книгахъ более лжи, чемъ правды, то въ водяныхъ все ложь и нетъ тени правды. Те люди, надъ которыми совершились чудеса и которые по книжнымъ спискамъ давно вылечились и благословляютъ Призница, сидятъ и ныне въ Греффенберге, въ числе ихъ Дегалетъ, который тамъ три года и семь месяцевъ переноситъ это леченiе. Жизнь въ Греффенберге дешева: месяцъ обойдется не более 100 или 200 фр. Если за 5 или 6 месяцевъ, которые тамъ останетесь, дадите Призницу 100 или 120 фр., онъ будетъ доволенъ.
О себе скажу, что я плохъ; думаю ехать за границу, но для этого нужны деньги, а у меня ихъ нетъ; еще не решилъ, поеду или нетъ.
Не знаю, письмо мое облегчитъ ли вамъ решенiе ваше, или только затруднитъ более. Мой советъ вамъ — ехать, но быть осторожнымъ, умереннымъ въ средствахъ. Прощайте, душевно желаю пользы; если нужны добавочные пункты, напишите; готовъ отвечать на все. Дружески вамъ кланяюсь. Ар. Россетъ“.
Приведенныя письма по сличенiи съ письмами Гоголя изъ Греффенберга, въ которыхъ Гоголь говорилъ: „боюсь сказать наверное, но, кажется, мне лучше“, показываютъ, что его предубежденiе въ пользу Призница было очень сильно и что даже, не будучи въ состоянiи окончить курса леченiя, онъ не хотелъ сознаться въ своемъ преждевременномъ восхищенiи „новымъ Наполеономъ“.
Приводимъ еще отрывокъ изъ письма Я. В. Ханыкова, хвалившаго Призница.
„Гигiеническiе способы, устраняя все противоестественное, могутъ возстановить силы наши лишь въ известной степени разстройства; при значительнейшемъ же разслабленiи необходимо более положительное пособiе, примененiе средства, которое, действуя не на одинъ органъ, а на весь организмъ, не увеличивая чрезмерно жизненной деятельности, но только постепенно возбуждая ее, вместе съ темъ не ограничивалась бы однимъ отклоненiемъ вреднаго нашему здоровью, но положительно бы укрепляло тело — средство это есть вода: внутреннее употребленiе ея, содействуя пищеваренiю и разводя завалы, не ослабляетъ, какъ ревень, а укрепляетъ желудокъ; наружное — вызывая на кожу, въ виде нарывовъ и чирьевъ, вредные соки и скопленiя, не только не разрушаетъ на будущее, подобно теплымъ минеральнымъ ваннамъ, деятельности поръ, но обезпечиваетъ правильное отправленiе ихъ, уничтожаетъ раздражительность и омертвенiе нервной системы, — и все это, не истощая больного, не заставляя его голодать, или сидеть въ душной комнате, даже въ припадкахъ острыхъ недуговъ, каковы горячки, лихорадки, корь и проч. Теоретическое объясненiе этихъ результатовъ въ одномъ изъ двухсотъ сочиненiй, о гидропатiи изданныхъ; лучшiя: „Hydrotherapie“ par Scoutetine и „Die Gräffenberger Wasserheilanstalt“ von Munde; практическое же доказательство въ виде греффенбергскихъ больныхъ столь обманчиво, что два англiйскихъ доктора, посещавшихъ это заведенiе, печатно объявили, что тамъ нетъ ни одного истинно больного, а все только недужные, между темъ какъ значительная часть тамъ пользующихся признана была аллопатами неизлечимою. Потому я и не стану утруждать вашего вниманiя многочисленнейшими разсужденiями; присовокуплю только, что вода, составляя могучее, весь организмъ укрепляющее средство, открываетъ также возможность действовать преимущественно и на одну страждущую часть тела, возбуждая въ ней усиленную деятельность, или оттягивая приливы къ другому месту посредствомъ частыхъ ваннъ и примочекъ. Сверхъ того пребыванiе въ гидропатическомъ заведенiи чрезвычайно облегчаетъ переходъ къ правильной жизни, какъ влiянiемъ общаго примера, такъ множествомъ ежедневныхъ неизбежныхъ обязанностей, на больного возложенныхъ. Наконецъ положенiе большей части подобныхъ заведенiй, — вдали отъ городовъ и присутствiй тамъ однихъ истинно больныхъ, а не страждущихъ жаждою игры и веселiй, — изгоняетъ господствующее почти на всехъ водахъ волненiе и безпокойство, столь вредное для серьезно лечащихся... Несмотря на отрывочность и несвязность высказаннаго мною, вамъ, однакожъ, не трудно будетъ убедиться, что 1) такъ какъ водолеченiе не производитъ никакихъ необыкновенныхъ противоестественныхъ напряженiй, — то и должно̀ действовать медленно; 2) требуетъ неуклонной точности, и потому утомительно; поглощаетъ почти все время дня — словомъ, успешное действiе его возможно лишь подъ условiями: значительнаго времени (въ хроническихъ болезняхъ — не менее года), терпенiя, постоянства и независимости.
Кроме того, я говорю везде водолеченiе же мало общаго, какъ съ аллопатiей, и многiе изъ самыхъ трудныхъ пацiентовъ Призница принадлежатъ къ больнымъ, залеченнымъ гидропатами-невеждами.
Это мненiе мое найдетъ себе въ особенности много поборниковъ (противниковъ?) не только между докторами, которые, будучи не въ силахъ утаить блестящихъ результатовъ гидропатiи, стараются по крайней мере унизить творца ея, но даже и между недовольными больными греффенбергскими. Причина этому несколько слишкомъ удачныхъ излеченiй, которыя возрождаютъ во всехъ прiезжихъ несбыточныя надежды: не довольствуясь генiемъ, отъ Призница требуютъ, чтобы онъ почти былъ богомъ. Обыкновенно упрекаютъ его въ неучености и безсилiи отдать отчетъ въ своихъ действiяхъ. Но не возражая уже на первое, — что генiй нередко мгновенными соображенiями опережаетъ многолетнiя школьныя усилiя, — можно привести въ опроверженiе огромную практику Призница: съ 1829 г. по первое января 1845 г. въ его заведенiи перебывало 10. 500 человекъ лечащихся; онъ занимался ими исключительно одинъ и изъ нихъ не умерло и сорока человекъ, не смотря на то, что значительная часть была осуждена медиками. Что̀ касается до теоретической безотчетности Призница, то онъ разделяетъ этотъ недостатокъ со многими другими генiями: Лафатеръ, одно изъ необыкновеннейшихъ явленiй мiра, который угадывалъ уже не болезни или свойства тела, а души, — когда вздумалъ изложить свою теорiю, написалъ книгу — въ объясненiяхъ его заключенiй совершенно непонятную, чтобы не сказать более. Къ тому же я и не думаю утверждать, что гидропатическая теорiя не сделаетъ уже более успеховъ после Призница; но утверждаю лишь, что какъ генiальный практикъ (а это для больныхъ главное) онъ одинъ стоитъ на высоте не достигнутой никемъ или даже недостижимой. Можетъ быть, многiе изъ нынешнихъ дюссельдорфскихъ живописцевъ, учениковъ Гегеля, разовьютъ на кафедре полнее и отчетливее эстетическую теорiю, чемъ бы могъ сделать самъ Рафаэль, но Преображенiя не создалъ (sic) еще никогда и едва ли создастъ когда.
„Искренно желая, дабы сiе гидропатическое посланiе осталось безполезнымъ по возстановленiи здоровья вашего безъ всякаго врачеванья, пользуясь этимъ случаемъ для засвидетельствованiя вамъ моего совершеннаго почтенiя и преданности. Я. Ханыковъ“.
и въ призванiе свыше Призница „въ посрамленiе хитростей нашего ума“ должна была одержать верхъ — и вотъ мы видимъ Гоголя въ Греффенберге въ сопровожденiи почти неразлучнаго съ нимъ въ 1845 г. графа Александра Петровича Толстого. „Да будетъ благословенъ Богъ“ — говорилъ Гоголь, — „спасающiй насъ и внушающiй иногда простому человеку то, что̀ утаивается Имъ отъ мудрыхъ“, — намекая на Призница.
состоянiемъ здоровья онъ пользовался только въ дороге и въ Риме впродолженiе двухъ первыхъ недель. После этого недуги еще усилились и онъ принужденъ былъ снова жаловаться на нихъ: „несноснее всего то, что не могу никакими средствами согреться. Я зябну до такой степени, что долженъ бегать безъ отдыха, и при всемъ томъ не согреваюсь. Даже здесь“ (т. -е. въ Риме), „где такъ тепло, мне кажется холодно. Не могу даже писать писемъ, потому что руки костенеютъ. Но да будетъ благословенъ Богъ, посылающiй намъ все, и да будетъ во всемъ Его святая воля!“. Позднее онъ сообщалъ о недугахъ, довольно сходныхъ съ теми, которые А. О. Россетъ приписывалъ греффенбергскому леченiю: „Я зябну, и зябну, и зябкость увеличивается чемъ далее, темъ более, а что̀ хуже, вместе съ нею необыкновенная леность всякихъ желудочныхъ и вообще телесныхъ отправленiй. Существованiе мое какъ-то странно. Я долженъ бегать и не сидеть на месте, чтобы согреться. Едва успею согреться, какъ уже вновь остываю, а между темъ бегать становится трудней и труднее, потому что начинаютъ пухнуть ноги, или лучше — жилы въ ногахъ. Отъ этого едва выбирается изъ всего дня одинъ часъ, который бы можно было отдать занятiямъ. Но при всемъ томъ Богъ милостивъ: я не унываю. Думаю о многомъ томъ, о чемъ мне следуетъ думать, “. Вотъ въ этомъ-то состоянiи писался второй томъ „Мертвыхъ Душъ“ и приготовлялась „Переписка съ друзьями“.