Кулиш П. А.: Записки о жизни Николая Васильевича Гоголя
Глава X

Глава X.

Любовь къ Нежинскому Лицею (письмо къ Н. Д. Белозерскому). — Письма къ М. С. Щепкину о постановке "Ревизора". — Внутреннiя страданiя комика. — Причины выезда за границу.

Странныя бываютъ противоречiя въ поступкахъ человеческихъ: не всегда мы делаемъ то, чего следовало бы ожидать отъ главныхъ условiй нашей натуры, и часто ничтожныя обстоятельства или препятствiя отклоняютъ насъ отъ исполненiя драгоценныхъ для сердца намеренiй. Такъ Гоголь, на возвратномъ пути изъ Кiева, хотелъ побывать въ Нежинскомъ лицее, который былъ дорогъ для него по первымъ дружескимъ связямъ въ жизни, по первымъ, еще темнымъ и неуловимымъ для слова, поэтическимъ понятiямъ, — хотелъ, и не побывалъ. Въ следующемъ письме къ Н. Д. Белозерскому онъ прекрасно жалуется на самаго себя за этотъ проступокъ сердца и двумя-тремя словами озаряетъ весь моментъ тогдашняго своего существованiя.

"21 февраля, 1836. Спб.

"Мы съ вами, Николай Даниловичъ, кажется, решились вовсе прекратить всякiя сношенiя и переписку. Богъ знаетъ, кто изъ насъ виноватъ. Можетъ быть, и мне прежде следовало писать къ вамъ. Но во всякомъ случае нужно съ той и другой стороны подобную ошибку всегда поправлять, — темъ более, что между нами, какъ между людьми вовсе не чиновными и не чинящимися, слово поздо

"Прежде всего, каково здоровье ваше? потомъ, какъ ваши обстоятельства? О второмъ вопросе я интересуюсь потому, (что) здесь пронеслись слухи, которые я желалъ бы со всемъ участiемъ моего сердца, чтобы были ложны. Говорятъ, что вашъ домъ сгорелъ. Мне очень непрiятно было слышать объ этомъ, зная, какъ вамъ дорого отцовское гнездо ваше. Вы, сделайте милость, известите меня объ этомъ. Еще занеслись для меня другiя вести, также очень, очень непрiятныя для меня, будтобы сгорелъ Нежинской лицей. Признаюсь, оно такъ меня огорчило, какъ не огорчило бы известiе о сгоревшемъ моемъ собственномъ отцовскомъ доме. И когда я вспомнилъ, какъ безжалостно поступила со мною судьба, или, можетъ, какое нибудь предопределенiе, или, можетъ быть, я самъ, — но не тотъ я, который я есть во глубине души моей, но я, раздосадованный дорожными (непрiятностями), разсерженный станцiонными смотрителями; то, признаюсь, невыразимый упрекъ кипитъ во мне. И, какъ нарочно, какое было тогда прекрасное утро! одно изъ техъ самыхъ, которыя принадлежатъ невозвратной нашей юности. Я и у васъ былъ после того смутенъ и не съ такою ясностью васъ встретилъ. Вы уведомите меня поскорее; можетъ быть, это неправда, и страшный Лемносскiй пожаръ породилъ всю эту длинную исторiю пожаровъ только на словахъ.

"Известите о томъ, что́ новаго въ вашей стороне. Наши все ведутъ себя довольно хорошо и не переменились ни въ чемъ. Божко решился наконецъ совершенно углубиться въ бездну мудрости и солидной, акуратной жизни. Всё проситъ читать книгъ, и хотя еще ничего не прочиталъ, но со временемъ успеетъ. Картъ совершенно не беретъ въ руки; только два раза, когда я зашелъ къ нему, онъ пунтировалъ, но и то проигралъ не больше, какъ рублей четыреста. Шаржинскiй, какъ вамъ известно, навостряетъ лыжи въ Радзивилъ почтмейстеромъ и, вероятно, скоро удеретъ оттуда опять въ Петербургъ, если только какая-нибудь Полька не сядетъ верхомъ на его синiя очки. Р*** женился на одной вдове, вояжировавшей въ Италiю, изъ которой можетъ выйти четыре Р*** и которая едвали не старше еще и его летами. Симоновскiй попрежнему обыкновенно решительно недоволенъ всемъ. Данилевскiй вамъ кланяется; Прокоповичъ то же; нижеподписавшiйся то же.

"Собираюсь ставить на здешнiй театръ комедiю. Пожелайте, дабы была удовлетворительнее съиграна, что̀, какъ вы сами знаете, несколько трудно при нашихъ актерахъ. Да кстати: есть въ одной кочующей труппе Штейна, подъ дирекцiею Млотковскаго, одинъ актеръ, по имени Соленикъ. Не имеете ли вы какихъ-нибудь о немъ известiй? и, если вамъ случится встретить его где-нибудь, нельзя ли какъ-нибудь уговорить его ехать сюда? Скажите, что мы все будемъ стараться о немъ. Данилевскiй виделъ его въ Лубнахъ и былъ въ восхищенiи. Решительно комическiй талантъ. Если же вамъ не удастся видеть его, то, можетъ быть, вы получите какое-нибудь известiе о месте пребыванiя его и куда адресовать къ нему."

подобный край заблаговременно. Второе изданiе "Вечеровъ на Хуторе" и постановка на сцену "Ревизора" доставили ему къ тому средства. Но кто бы могъ думать, что авторъ такой смешной (я не говорю: веселой) комедiи, какъ "Ревизоръ", страдалъ отъ нея не только во время ея представленiя, но и задолго до него? Причины его страданiй объяснить трудно. Довольно, впрочемъ, сказать, что онъ самъ ставилъ на сцену свою комедiю и усиливался образовать для нея актеровъ: подвигъ, требующiй усилiй продолжительныхъ и авторитета непреложнаго. До какой степени удались ему его хлопоты, видно отчасти изъ следующихъ писемъ его къ М. С. Щепкину и изъ "Письма къ одному литератору" (А. С. Пушкину), напечатаннаго имъ впоследствiи (съ сокращенiями) въ приложенiяхъ къ "Ревизору". Помещаю ихъ одно за другимъ, въ хронологическомъ порядке.

1.

"1836, Спб. Апреля 29.

"Наконецъ пишу къ вамъ, безценнейшiй Михаилъ Семеновичъ. Едва ли, сколько мне кажется, это не въ первый разъ происходитъ. Явленiе точно замечательное: два первые ленивца въ мiре наконецъ решаются изумить другъ друга письмомъ. Посылаю вамъ "Ревизора". Можетъ быть, до васъ уже дошли слухи о немъ. Я писалъ къ ленивцу 1-й гильдiи и безпутнейшему человеку въ мiре, П***, чтобы онъ уведомилъ васъ; хотелъ даже посылать къ вамъ его, но раздумалъ, желая самъ привезти къ вамъ и прочитать собственногласно, дабы о некоторыхъ лицахъ не составились заблаговременно превратныя понятiя, которыя — я знаю — чрезвычайно трудно после искоренить, но — — я такое получилъ отвращенiе къ театру, что одна мысль о техъ прiятностяхъ, которыя готовятся для меня еще и на московскомъ театре, въ силахъ удержать поездку въ Москву и попытку хлопотать о чемъ-либо. — — — Мочи нетъ. Делайте что̀ хотите съ моею пiэсою, но я не стану хлопотать о ней. Мне она сама надоела такъ же, какъ хлопоты о ней. Действiе, лроизведенное ею, было большое и шумное. Все противъ меня. Чиновники пожилые и почтенные кричатъ, что для меня нетъ ничего святого, когда я дерзнулъ такъ говорить о служащихъ людяхъ; полицейскiе противъ меня; купцы противъ меня; литераторы противъ меня. Бранятъ и ходятъ на пiэсу; на четвертое представленiе нельзя достать билетовъ. Еслибы не высокое заступничество Государя, пiэса моя не была бы ни за что́ на сцене, и уже находились люди, хлопотавшiе о запрещенiи ея. Теперь я вижу, что̀ значитъ быть комическимъ писателемъ. Малейшiй призракъ истинны — и противъ тебя возстаютъ, и не одинъ человекъ, а целыя сословiя. Воображаю, что̀ же было бы, еслибы я взялъ что-нибудь изъ петербургской жизни, которая мне больше и лучше теперь знакома, нежели провинцiальная. Досадно видеть противъ себя людей тому, который ихъ любитъ между темъ братскою любовью.

"Комедiю мою, читанную мною въ Москве, подъ заглавiемъ "Женитьба", я теперь переделалъ и переправилъ, и она несколько похожа теперь на что-нибудь путнее. Я ее назначаю такимъ образомъ, чтобы она шла вамъ и Сосницкому въ бенефисъ, что́, кажется, случается въ одно время года. Стало быть, вы можете адресоваться къ Сосницкому, которому я ее вручу. Самъ же черезъ месяца полтора, если не раньше, еду за границу, и потому советую вамъ, если имеется ко мне надобность, не медлить вашимъ ответомъ и меньше предаваться нашей общей прiятельнице, лени."

2.

"1836, мая 10. Спб.

"Я забылъ вамъ, дорогой Михаилъ Семеновичъ, сообщить кое-какiя замечанiя предварительныя о "Ревизоре." Во первыхъ, вы должны непременно, изъ дружбы ко мне, взять на себя все дело постановки ея. Я не знаю никого изъ актеровъ вашихъ, какой и въ чемъ каждый изъ нихъ хорошъ; но вы это можете знать лучше, нежели кто другой. Сами вы, безъ сомненiя, должны взять роль городничаго: иначе она безъ васъ пропадетъ. Есть еще труднейшая роль во всей пiэсе — роль Хлестакова. Я не знаю, выберете ли вы для нея артиста. Боже сохрани, (если) ее будутъ играть съ обыкновенными фарсами, какъ играютъ хвастуновъ и повесъ театральныхъ! Онъ просто глупъ; болтаетъ потому только, что видитъ, что его расположены слушать; вретъ потому, что плотно позавтракалъ и выпилъ порядочнаго вина. Вертлявъ онъ тогда только, когда подъезжаетъ къ дамамъ. Сцена, въ которой онъ завирается, должна обратить особенное вниманiе. Каждое слово его, то есть, фраза или реченiе, есть экспромтъ, совершенно неожиданный, и потому должны выражаться отрывисто. Не должно упускать изъ виду, что къ концу этой сцены начинаетъ его мало помалу разбирать; но онъ вовсе не долженъ шататься на стуле; онъ долженъ только раскраснеться и выражаться еще неожиданнее и чемъ далее — громче и громче. Я сильно боюсь за эту роль. Она и здесь была исполнена плохо, потому что для нея нуженъ решительный талантъ. Жаль, очень жаль, что я никакъ не могъ быть у васъ. Многiя изъ ролей могли быть совершенно понятны только тогда, когда бы я прочелъ ихъ. Но нечего делать. Я такъ теперь мало спокоенъ духомъ, что врядъ ли бы могъ быть слишкомъ полезнымъ. Зато, по возврате изъ-за границы, я намеренъ основаться у васъ въ Москве. Съ здешнимъ климатомъ я совершенно въ раздоре. За границей пробуду до весны, а весною къ вамъ. Скажите Загоскину, что я все поручилъ вамъ. Я напишу къ нему, что распределенiе ролей я послалъ къ вамъ. Вы составьте записочку и подайте ему, какъ сделано мною. Да еще — не одевайте Бобчинскаго и Добчинскаго въ томъ костюме, въ какомъ они напечатаны: это ихъ оделъ X***. Я мало входилъ въ эти мелочи и приказалъ напечатать по театральному. Тотъ, который имеетъ светлые волоса, долженъ быть въ темномъ фрате, а брюнетъ, т. е. Бобчинскiй, долженъ быть въ светломъ. Нижнее — обоимъ темные брюки. Вообще, чтобы не было форсированья. Но брюшки у обоихъ должны быть непременно, и притомъ остренькiя, какъ у беременныхъ женщинъ. Покаместь прощайте. Пишите; еще успеете. Еду не раньше 30 мая, или даже, можетъ, въ первыхъ iюня."

3.

"(1834), Мая 15. Спб.

"Не могу, мой добрый и почтенный землякъ, никакимъ образомъ не могу быть у васъ въ Москве. Отъездъ мой уже решенъ. Знаю, что вы все приняли бы меня съ любовью; мое благодарное сердце чувствуетъ это. Не хочу и я тоже съ своей стороны показаться вамъ скучнымъ и неразделяющимъ вашего драгоценнаго для меня участiя. Лучше я съ гордостью понесу въ душе своей эту просвещенную признательность старой столицы изъ моей родины и сберегу ее какъ святыню въ чужой земле. Притомъ, еслибы я даже прiехалъ, я бы не могъ быть такъ полезенъ вамъ, какъ вы думаете. Я бы прочелъ ее вамъ дурно, безъ малейшаго участiя къ моимъ лицамъ, — во первыхъ, потому, что охладелъ къ ней; во вторыхъ, потому, что многимъ недоволенъ въ ней, хотя совершенно не темъ, въ чемъ обвиняли меня мои близорукiе и неразумные критики. Я знаю, что вы поймете въ ней все, какъ должно, и въ теперешнихъ обстоятельствахъ поставите ее даже лучше, нежели если бы я самъ былъ. Я получилъ письмо отъ Сер. Тим. Аксакова тремя днями после того, какъ я писалъ къ вамъ, со вложенiемъ письма къ Загоскину. Аксаковъ такъ добръ, что самъ предлагаетъ поручить ему постановку пьесы. Если это точно выгоднее для васъ темъ, что ему, какъ лицу стороннему, дирекцiя меньше будетъ противоречить, то мне жаль, что я наложилъ на васъ тягостную обузу. Если же вы надеетесь поладить съ дирекцiей, то пусть остается такъ, какъ порешено. Во всякомъ случае я очень благодаренъ Сер. Т., и скажите ему, что я умею понимать его радушное ко мне расположенiе. — — Я дорогою буду сильно обдумывать одну замышляемую мною пiэсу. Зимою въ Швейцарiи буду писать, а весною причалю съ нею прямо въ Москву, и Москва первая будетъ ее слышать. — Мне кажется, что вы сделали бы лучше, еслибы пiэсу оставили къ осени или зиме."

"Письма Гоголя къ одному литератору".

"Ревизоръ съигранъ (говоритъ онъ), и у меня на душе такъ смутно, такъ странно.... Я ожидалъ, я зналъ напередъ, какъ пойдетъ дело, и при всемъ томъ чувство грустное и досадно-тягостное облекло меня. Мое же созданiе мне показалось противно, дико и какъ будто вовсе не мое."

"Итакъ, неужели въ моемъ Хлестакове не видно ничего этого? Неужели онъ — просто бледное лицо, а я, въ порыве минутно горделиваго расположенiя, думалъ, что когда-нибудь актеръ обширнаго таланта возблагодаритъ меня за совокупленiе въ одномъ лице такихъ разнородныхъ движенiй, дающихъ ему возможность вдругъ показать все разнообразныя стороны своего таланта? И вотъ Хлестаковъ вышелъ детская, ничтожная роль! Это тяжело и ядовито-досадно. — Съ самаго начала представленiя пьесы я уже сиделъ въ театре скучный. О восторге и прiеме публики я не заботился. Одного только судьи изъ всехъ, бывшихъ въ театре, я боялся — и этотъ судья я былъ самъ. Внутри себя я слышалъ упреки и ропотъ противъ моей же пьесы, которые заглушали все другiе. — — — Еще разъ повторяю: тоска, тоска! Не знаю самъ, отчего одолела меня тоска. — — — Я усталъ душою и теломъ. Клянусь, никто не знаетъ и не слышитъ моихъ страданiй! Богъ съ ними со всеми! мне опротивела моя пьеса. Я хотелъ бы бежать теперь Богъ знаетъ куда, и предстоящее мне путешествiе, пароходъ, море и другiя далекiя небеса могутъ одни только освежить меня. Я жажду ихъ, какъ Богъ знаетъ чего."

Это было писано 25 мая 1836 года. Прочитавъ этотъ отрывокъ, каждый почувствуетъ, до какой степени душевныя силы поэта были истощены старанiями выразить своею комедiею непонятное для ея исполнителей и непрiятными столкновенiями съ людьми, которые не знали цены его таланту и не щадили его сердца. Имъ овладела тоска, которую долженъ былъ бы почувствовать каждый художникъ, обманувшiйся въ своихъ гордыхъ надеждахъ, и темъ сильнее она одолела его, что здоровье его было изнурено множествомъ написанныхъ имъ съ 1829 года сочиненiй, трудами по службе и приготовленiями къ такимъ работамъ, какъ "Исторiя Малороссiи" въ шести и "Исторiя Среднихъ Вековъ" въ девяти томахъ. Ему необходимо было вырваться изъ своей сферы и искать спокойствiя и исцеленiя вдали отъ отечества, среди немыхъ для него племенъ, среди постороннихъ для него интересовъ, среди памятниковъ минувшаго времени, столь успокоительно говорящихъ поэтической душе, среди безсмертныхъ созданiй кисти и резца, среди вечной весны, которой онъ такъ жаждалъ, бывало, въ Петербурге и о которой писалъ къ своему другу въ Кiевъ: "Дай мне ее одну, одну — и никого больше я не желаю видеть!"

Такъ следовало заключить о немъ изъ известныхъ доселе внутреннихъ и внешнихъ его обстоятельствъ. Но, въ "Авторской Исповеди" мы находимъ новое объясненiе, почему онъ оставилъ службу и удалился изъ Россiи, — объясненiе, неисключающее, однакожъ, ничего сказаннаго выше. Онъ говоритъ, что причиною этой поездки, кроме некоторыхъ непрiятностей, были задуманныя имъ тогда "Мертвыя Души" и что этотъ трудъ свой онъ считалъ прямою государственною службою.

"сборнике." Припоминая его обыкновенные разговоры, его саркастическiя выходки и разные житейскiе дрязги, никто не скажетъ, чтобъ Гоголь въ своей поездке за границу управлялся всего более желанiемъ быть темъ, чемъ онъ не въ состоянiи былъ показать себя на службе, то есть "гражданиномъ земли своей"; ибо онъ не любилъ обнаруживать даже и передъ близкими друзьями сокровеннейшихъ движенiй души своей, и то, что̀ для него было всего священнее, онъ всего глубже таилъ въ своемъ сердце. Мало того: онъ почти всегда старался отклонить отъ своего тайника пытливый взоръ наблюдателя, посредствомъ одному ему свойственной проказливости. Потому-то многiе, передъ выездомъ его за границу, слышали отъ него только жалобы на северный климатъ и на разныя непрiятности въ сношенiяхъ съ холодными и тупыми людьми; некоторые объясняли себе его удаленiе изъ Россiи неудачною привязанностью къ одной девице, — привязанностью, которая не могла бы ни къ чему привести его. Но никто ни прежде, ни после его отъезда не могъ иметь и въ помышленiи, чтобы на этотъ разъ государственная служба, какъ всегда, стояла впереди всехъ его действiй.

— и ихъ довольно много — которые, не находя возможноста согласить въ уме противоположные, по видимому, поступки Гоголя въ разныя эпохи его жизни, полагаютъ, что онъ только впоследствiи начерталъ себе известный планъ поведенiя, и уверялъ себя и другихъ, что онъ никогда не чувствовалъ и не действовалъ иначе. Но ведь это же самое говорятъ и относительно его религiозности, опираясь на несколькихъ словахъ, вырывавшихся у него изъ устъ въ минуты беззаботной веселости. А между темъ онъ смертью своею доказалъ, что онъ былъ не только истинный христiянинъ, но и покорнейшiй сынъ Православной Церкви.

своемъ уваженiи къ ученiю Отцевъ Церкви, онъ иногда, въ припадке веселости, какъ будто забывалъ о немъ? или какимъ образомъ, стоя на высоте христiянскаго смиренiя, онъ точно подбиралъ себе кругъ друзей исключительно между богатыми и знатными?

внутренней жизни. Сомненiя, недоуменiя, негодованiе на кажущуюся пошлость его поступковъ, презренiе къ мнимой его надменности и кичливости и другiя тягостныя и непрiятныя чувства, которыя возбуждалъ Гоголь въ разныя времена своей жизни въ истинныхъ своихъ почитателяхъ, были и моими чувствами; и чемъ больше я ценилъ талантъ его, темъ сильнее возставалъ въ душе противъ того, что́ я называлъ тогда темными сторонами его характера. Даже въ то время, когда надъ его могилой раздавались еще свежiя сожаленiя и высказаны были несколькими его друзьями искреннiя ихъ убежденiя касательно его человеческой личности, духъ сомненiя не оставилъ меня, и я, изображая, въ краткомъ очерке, его детство, не хотелъ перейти за черту того, что̀ относится собственно къ его таланту, или къ тому возрасту, въ которомъ все извинительно.

уступать место вере въ искренность его убежденiй и удивленiю къ его постояннымъ усилiямъ возвыситься надъ самимъ собою.

Но убедятъ ли мои слова читателя, еще незнакомаго со всеми известными мне обстоятельствами жизни поэта? Нетъ; даже объясненiя, которыя сделалъ бы я ему теперь на предложенные выше вопросы, не могутъ быть приняты имъ такъ, какъ они составились въ уме моемъ. Необходимо самому читателю пройти до конца испытующимъ умомъ все проявленiя характера и души Гоголя, сколько сохранено ихъ отъ забвенiя въ этомъ сборнике, и, по мере своей способности, анализировать столь высокiй и трудный предметъ, составить себе собственныя убежденiя. Я въ этомъ случае имею передъ нимъ только преимущество первенства. Я былъ уже въ этомъ необыкновенномъ тайнике, я привелъ въ немъ кое-что въ порядокъ, чтобы каждый предметъ получилъ свою видимость; я составилъ объ немъ кой-какiя заметки, которыя облегчатъ для другихъ изученiе предмета, и теперь предлагаю каждому войти въ этотъ тайникъ и вынести изъ него что̀ кто можетъ вынести.