Гоголь Н. В. (биография, вариант 5)
Спасительное путешествие

Спасительное путешествие

Гоголь Н. В. (биография, вариант 5) Спасительное путешествие

Плавание оказалось далеко не таким приятным, как ожидалось. Исправно работало только одно колесо парохода. А в это время началось волнение и затем шторм, который в последующие дни только усиливался. Жена французского посла пронзительно кричала, князь Мусин-Пушкин неожиданно умер, двигатель был поврежден, а Гоголь с тоской лежал в каюте. Вместо положенных четырех дней плыли полторы недели. И вот, наконец, Николай Васильевич вместе с Данилевским прибыли в Травемунде. Затем через Любек они направились в Гамбург. По пути Гоголь успокоился. Мысли о «Ревизоре» отступили на второй план, и многочисленные - как хвалебные, так и злобные - отклики все меньше волновали писателя. Он чувствовал себя Божьим избранником с великим будущим. И расслаблялся. Осматривал достопримечательности, заходил в готические соборы, посетил народное гулянье на окраине города, которое произвело на писателя неизгладимое впечатление. Он писал: «Танцевали вальс. Такого вальса вы ещё в жизни не видывали: один ворочает даму в свою сторону, другой в другую; иные, просто взявшись за руки, даже не кружатся, но, уставив один другому в глаза, как козлы, прыгают по комнате, не разбирая, в такт это или нет».

Было жарко, и Гоголь заказал себе костюм из тика. При виде нового одеяния Данилевский пришел в ужас: писатель напоминал пугало, облаченное в матрасную ткань. Однако сам Гоголь не находил ничего смешного в таком наряде: «дешево, моется и удобно». И все тут.

Из Гамбурга они отправились в Бремен, где посетили несколько подвальчиков: один с мумиями, а другой со столетними бочками рейнвейна. Только вы не подумайте ничего плохого. Это вино не продавалось. Попробовать его могли только опасно больные люди или знаменитости. Ни к тем, ни к другим Гоголь не относился, поэтому рейнвейн пил в гостинице, ужасаясь приходящим счетам.

В Ахене друзья решили путешествовать раздельно. Данилевский отправился в Париж, а Гоголь – вверх по Рейну. Ехать было скучно: ведь и поговорить было не с кем, и вокруг все было слишком однообразно. В Кельне он сел на пароход и поплыл по реке.

И снова однообразные виды два дня мелькали перед глазами писателя. В Майнце он сбежал на берег и сел в дилижанс до Франкфурта, а оттуда приехал в Баден-Баден. «Дача всей Европы» вряд ли заняла бы Гоголя надолго, если бы он не встретил там несколько семей из Санкт-Петербурга, с которыми был ранее знаком. Среди них были Репнины и Балабины с дочерью Марьей Петровной, бывшей его ученицей. Ах, эти бывшие ученицы! В один прекрасный день открываешь глаза и видишь, что перед тобой сидит очаровательное создание… Но Гоголь получал огромное удовольствие от дружеского общения с дамами, с которыми он встречался в парке, в ресторане. Он постоянно смешил их и чувствовал себя в их обществе очень уверенно. Так что три дня растянулись на три недели. Что не помешало ему, однако, в один прекрасный день упаковать чемоданы и уехать в Швейцарию.

Берн, Базель, Лозанна не произвели на него большого впечатления, зато потрясли горы, покрытые снегом. В Женеве он остановился в пансионе, где много читал Мольера, Шекспира и Вальтера Скотта.

Затем Гоголь отправился в Ферней, чтобы посетить дом великого Вольтера. И ещё одного гиганта предстояло ему увидеть. С гидами он поднялся на гору Монблан. Гоголь добрался до первого снега, прошелся вдоль ледника и ужасно уставший спустился вниз.

Он все чаще вспоминал об оставленной России. «Изрядная коллекция гадких рож» соотечественников вспоминалась все реже, зато перед глазами появлялись знакомые и привычные пейзажи, лица друзей, матери и сестер. Письма от маменьки были полны жалоб и упреков. Она просила его вернуться и умоляла остерегаться женщин. Особенно ее пугали итальянки. Николай Васильевич же с достоинством отвечал: «Насчет замечания вашего об итальянках замечу, что мне скоро будет 30 лет». На самом же деле ему в то время не было и двадцати семи. Впрочем, он всегда был сказочником.

начал писать пространные письма, полные ничего не значащих фраз и не выражающие его участия. «Мы должны быть тверды», «нет ничего вечного», «вы вкусите ещё много радостей»… Так говорят на похоронах чужие люди, которым нет дела до вашего горя, а сказать что-то надо.

Смерть шестимесячного племянника тоже не расстроила Гоголя. Он отделался все таким же письмом. Вообще чужие проблемы решались у него гораздо легче, чем свои собственные.

… И однажды почувствовал желание приняться за когда-то начатые, но заброшенные «Мертвые души». Он относился к ним как к первой своей стоящей вещи, которая прославит его имя.

Но надвигалась зима, становилось все холоднее, внутри что-то болело… Посоветовавшись с доктором, он решил перебраться туда, где теплее. Но в Италии была холера. Поэтому он принял приглашение Данилевского и отправился к нему в Париж.

Раздел сайта: